Дорогие пользователи и гости сайта. Нам очень нужны переводчики, редакторы и сверщики. Мы ждем именно тебя!
Добро пожаловать, Гость
Логин: Пароль: Запомнить меня

ТЕМА: Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:20 #1

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65
Стефани Перкинс "Анна и французский поцелуй"


Название: Anna and the French Kiss / Анна и французский поцелуй
Автор: Stephanie Perkins / Стефани Перкинс
Описание: подростковый любовный роман
Количество глав: 47 глав + 2 бонуса
Год издания: 2010
Серия: Анна и французский поцелуй - книга 1
Статус перевода: переведено 47 глав

Перевод: So-chan
Сверка: So-chan
Редактура: Aleftina
Обложка: Solitary-angel
Худ. оформление глав: Renka

Аннотация

Анна с нетерпением ждет последнего года учебы в Атланте, где у нее есть замечательная работа, верная лучшая подруга и романтические отношения, обещающие перерасти в нечто большее. Однако отец переводит ее в школу-интернат в Париже. Жизнь на новом месте кажется Анне адом – она не привыкла к самостоятельности, плохо знает французский и с трудом сходится с новыми людьми. Однако все меняется в тот момент, как она встречает Этьена Сент-Клера, парня своей мечты. Единственная проблема в том, что он не свободен и Анна, по-видимому, тоже, если говорить о ее почти серьезных отношениях в Атланте.
Решится ли Анна выйти из скорлупы и бороться за свою любовь? Станет ли год в Париже незабываемым приключением?



Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Solitary-angel, Renka, AYYA

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:25 #2

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65
Бонусные варианты обложек.
Наслаждайтесь :)

ВНИМАНИЕ: Спойлер! [ Нажмите, чтобы развернуть ]
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:25 #3

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65



Джарроду,
лучшему другу и истинной любви


О Франции я знаю очень мало: «Мадлен», «Амели» и Мулен Руж. Эйфелева башня и Триумфальная арка, хоть я понятия не имею для чего они. Наполеон, Мария-Антуанетта и множество Людовиков. Я точно не знаю, что они сделали, но, кажется, это как-то связано с Французской революцией, которая имеет какое-то отношение ко Дню взятия Бастилии. Художественный музей здесь называют Лувром; он в форме пирамиды, внутри находятся «Мона Лиза» и статуя женщины с отломанными руками. А ещё во Франции на каждом углу кафе и бистро, или как их там называют. И пантомима. Местную еду находят просто великолепной, люди пьют много вина и много курят.
Я слышала, французы недолюбливают американцев, а ещё им не нравятся белые кроссовки1.
Несколько месяцев назад отец записал меня в школу-интернат. По телефонной линии даже было слышно, как он сделал воздушные кавычки, объявляя, что жизнь за границей станет «хорошим опытом в учёбе» и «подарком на память, который я буду ценить всю свою жизнь». Да. Подарком на память. И если бы не шок, я бы сказала папочке, как сильно он ошибся с выбором слова.
После папиного заявления я кричала, умоляла, просила и плакала, но ничто его не переубедило. И вот у меня новая студенческая виза и паспорт с надписью: «Анна Олифант, гражданка Соединённых Штатов Америки». И вот я с родителями распаковываю вещи в комнате меньшей, чем мой собственный чемодан. Теперь я новенькая в парижской школе для американцев.
Не то чтобы мне незнакома благодарность. Ребята, это же Париж. Город Света! Самый романтичный город в мире! Конечно, мне здесь нравится. Просто отец отправляет меня в международную школу-интернат больше ради себя. С тех пор, как он ликвидировал свою компанию и начал писать отстойные книги, по которым сняли ещё более отстойные фильмы, он пытается произвести впечатление на крутых нью-йоркских друзей своими изысканностью и богатством.
Мой отец не изыскан, но он богат.
Хотя так было не всегда. Когда родители ещё жили вместе, мы относились к низам среднего класса. Именно во время развода исчезли все следы благопристойности, и папина мечта стать следующим великим писателем Юга превратилась в желание стать следующим издаваемым писателем. Поэтому он начал строчить романы, действие которых разворачивалось в небольшом городке под названием Джорджия, где герои имели правильные американские ценности, влюблялись до беспамятства, а затем заболевали опасными для жизни заболеваниями и умирали.
Я не шучу.
Я бы в жизни не стала такое читать, но женщинам нравится. Они любят книги моего отца, любят его вязаные свитера, белоснежную улыбку и оранжевый загар. Они превратили его в автора бестселлеров и такого козла.
Два его романа экранизированы, ещё три в процессе съёмок — Голливуд оказался настоящей золотой жилой. И как бы то ни было, дополнительное бабло и псевдопрестиж деформировали папочкин мозг так, что он решил: я должна жить во Франции. Год. Одна. Я не понимаю, почему нельзя отправить меня в Австралию или Ирландию, или ещё куда-нибудь, где родной язык — английский. Я по-французски знаю лишь одно «oui», что означает «да», и то меня недавно просветили, что произносить слово надо как «в-и», а не «в-ы-и».
По крайней мере хоть в школе говорят на английском. Её основали для претенциозных американцев, которые терпеть не могут компанию собственных детей. Я серьёзно. Кто отправит своего ребёнка в школу-интернат? Прям как Хогвартс. Только без симпатичных волшебников, магических леденцов и полётов на метле.
Теперь я застряла здесь вместе с девяноста девятью другими учениками. В выпускном классе всего двадцать пять человек по сравнению со шестистами в Атланте. И изучаю я те же предметы, что и в «Клермонте», ну не считая основ французского.
О, да. Основы французского языка. Конечно же, с девятиклассниками. Зашибись.
Мама говорит, что я должна без промедления проглотить горькую пилюлю, но это не она расстаётся со своей прекрасной лучшей подругой Бриджет. И с прекрасной работой в мультиплексе на Ройал Мидтаун, 14. И с Тофом, прекрасным парнем из мультиплекса на Ройал Мидтаун, 14.
И я всё ещё не могу поверить, что она разлучает меня с моим семилетним братом Шоном, которой слишком мал, чтобы его можно было оставлять без присмотра. Скорее всего, без меня его похитит тот жуткий парень, живущий вниз по улице (у него ещё на окнах висят грязные полотенца компании «Кока-Кола»). Или Шонни случайно съест что-нибудь, содержащее красный краситель №40, у него раздуется горло, а рядом не окажется никого, чтобы отвезти братика в больницу. Он даже может умереть. И зуб даю, родители не разрешат мне прилететь на похороны, и придётся в следующем году тащиться одной на кладбище. Уверена, папа выберет ужасного гранитного херувима на могилку.
Вот только надеюсь, отец не ждёт, что я поступлю в российский или румынский университет. Я мечтаю изучать теорию кино в Калифорнии. Хочу стать величайшей американской женщиной-кинокритиком. Когда-нибудь у меня будут приглашения на все фестивали, главная колонка в газете, классное телешоу и чертовски популярный веб-сайт. Пока что у меня есть только веб-сайт, и то не особо популярный. Пока что.
Мне просто нужно немного больше времени поработать над ним, вот и все.
— Анна, пора.
— Что?
Я отвлекаюсь от сворачивания рубашек в совершенные прямоугольники.
Мама смотрит на меня и вертит на шее амулет в виде черепашки. Мой отец, в прекрасно сочетающихся рубашке-поло персикового цвета и белых туфлях из мягкой кожи, любуется открывающимся видом из окна. Стемнело, но через улицу звучит женская оперетта.
Родители должны вернуться в гостиницу. Оба улетают утренним рейсом.
— Ох!
Мои пальцы чуть сильнее впиваются в рубашку.
Папа отходит от окна, и я с тревогой понимаю, что в его глазах стоят слезы. Я вижу, что мой отец — каким бы он ни был — вот-вот расплачется, и к горлу подкатывает предательский комок.
— Ну, детка. Теперь ты у нас совсем взрослая.
Моё тело точно парализовало, конечности онемели. Папа заключает меня в медвежьи объятия. Мне страшно, он так крепко меня обнимает.
— Береги себя. Прилежно учись и заведи друзей. И не попадись карманникам. Иногда они работают в парах.
Я киваю ему в плечо. Папа отпускает меня и уходит.
Мама ненадолго задерживается.
— Ты проведёшь здесь замечательный год, — говорит она. — Сердцем чувствую.
Я прикусываю губу, чтобы не дать ей задрожать. Мама обнимает меня. Я пытаюсь дышать. Вдох. На счёт три. Выдох. Мамина кожа пахнет грейпфрутовым лосьоном для тела.
— Я позвоню тебе, как только приеду домой.
Домой. Атланта больше не мой дом.
— Я люблю тебя, Анна.
Я плачу.
— Я тоже тебя люблю. Заботься о Шонни вместо меня.
— Конечно.
— И капитане Джеке. Проверяй, чтобы Шон кормил его, менял подстилку и не забывал наливать воду. И пусть не даёт ему слишком много угощений, иначе Джек растолстеет и не сможет выползти из иглу. Но убедись, что он все-таки даёт их каждый день, потому что ему нужен витамин C, и он не притрагивался к воде, поскольку я дала ему те капли…
Она отступает и убирает мой обесцвеченный локон за ухо.
— Я люблю тебя, — повторяет она.
И затем моя мама совершает нечто, что даже после всех документов, авиабилетов и представлений, я и не думала увидеть. То, что должно было произойти по крайней мере через год, с поступлением в колледж. Да, я стремилась к независимости много дней, месяцев и даже лет, но когда мне её предоставляют, я оказываюсь не готова.
Моя мать уезжает. Я остаюсь одна.

Сноска
1. Существует стереотип, что французы терпеть не могут, когда на улицах ходят в кроссовках.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Алина, Sayra-hafize, Renka

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:25 #4

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65




Я чувствую, как она накатывает, но ничего не могу поделать.
БОЛЬ.
Они бросили меня. Мои родители и в самом деле бросили меня! ВО ФРАНЦИИ!
Тем временем Париж по-странному тих. Даже оперная певица ушла на ночь. Я не могу расклеиться. Здесь стены тоньше бумаги, поэтому если я сломаюсь, мои соседи — мои новые одноклассники — всё услышат. Кажется, мне плохо. Меня вот-вот вырвет той съеденной на обед странной тапенадой1 с баклажаном, все всё услышат, и никто не пригласит меня посмотреть, как мимы выбираются из своих невидимых ящиков или чем здесь ещё занимаются в свободное время.
Мчусь к умывальнику, но напор оказывается слишком сильным, и вода попадает на рубашку. Теперь я плачу сильнее, потому что я ещё не распаковала полотенца, а мокрая одежда напоминает о Бриджет и Мэтте, дебильных любителях водных горок, которые вечно тащили меня в аквапарк, где у воды н запах краски и цвет. А ещё в ней миллиард триллионов бактериальных микробов. О боже. Что, если в этой воде тоже бактериальные микробы? Французскую воду безопасно пить?
Жалкая. Какая я жалкая.
Сколько семнадцатилеток убило бы ради шанса уехать из дома? Мои соседи не испытывают никаких терзаний. Из их спален не слышно рыданий. Я хватаю рубашку с кровати, чтобы переодеться, и теряю силу воли. Моя подушка. Падаю лицом в этот звуковой барьер и плачу, плачу, плачу…
Кто-то стучит в мою дверь.
Нет. Конечно, не в мою.
Снова!
— Эй?! — кричит девочка из коридора. — Эй?! С тобой всё в порядке?
Нет, со мной не всё в порядке. УЙДИ. Но она вновь подаёт голос, и мне приходится сползать с кровати и открывать дверь. За дверью стоит блондинка с длинными густыми локонами. Высокая и полненькая, но не толстая. Как крепкосложенная волейболистка. В свете прихожей её пирсинг в носу переливается точно бриллиант.
— С тобой всё в порядке? — нежно спрашивает она. — Я Мередит, твоя соседка. Это твои родители только что ушли?
Мои опухшие глаза означают утвердительный ответ.
— Я тоже плакала в первую ночь. — Она наклоняет голову, думает секунду и кивает. — Пойдём. Шокола шо.
— Шоколадное шоу?
С чего бы мне захотелось посмотреть на шоколадное шоу? Мама оставила меня, я боюсь выйти из комнаты и…
— Нет. — Она улыбается. — Шо. Горячий. Я могу приготовить в своей комнате горячий шоколад.
О!
И всё же я соглашаюсь. Мередит тотчас же останавливает меня рукой, словно дежурный-регулировщик. У неё кольца на всех пальцах.
— Не забудь ключ. Двери закрываются автоматически.
— Я знаю.
В доказательство вынимаю ожерелье из-под рубашки. После того как на обязательных семинарах по жизненным навыкам для новичков нам рассказали, как легко захлопывается дверь, я повесила свой ключ на шею.
Мы входим в комнату Мередит, и у меня перехватывает дыхание. Это та же самая комнатушка семь на десять2 с министолом, миникомодом, миникроватью, минихолодильником, минираковиной и минидушем (никакого минитуалета, он дальше по коридору). Но... в отличие от моей стерильной клетушки каждый дюйм стен и потолка покрыт плакатами, картинами, блестящей упаковочной бумагой и разноцветными флаерами на французском.
— Сколько ты здесь живёшь?
Мередит вручает мне платок, и я неуклюже сморкаюсь, но она не вздрагивает и не морщится.
— Вчера приехала. Я уже здесь четвёртый год, так что мне не нужно ходить на семинары. Прилетела одна. Теперь просто болтаюсь и жду, когда приедут друзья.
Она кладёт руки на бедра и оглядывает комнату, восхищаясь плодом своих трудов. Я замечаю груду журналов, ленты и ножницы на полу и понимаю, что работа ещё не окончена
— Неплохо, а? Белые стены не для меня.
Кружу по комнате и все осматриваю. Я быстро понимаю, что на большинстве плакатов всего пять человек: Джон, Пол, Джордж, Ринго и какой-то футболист.
— «Битлз» — это всё, что я слушаю. Друзья дразнят меня, но…
— Кто это? — Я указываю на футболиста в красно-белой форме. У него тёмные брови и волосы. Ничего так.
— Сеск Фабрегас. Боже, он самый невероятный полузащитник на свете. Играет за «Арсенал». Английский футбольный клуб? Не слышала?
Качаю головой. Я не интересуюсь спортом, хотя возможно и надо бы.
— И всё же отличные ножки.
— Да, знаю. Такими бёдрами можно гвозди забивать.
Пока Мередит варит шокола шо на конфорке, я узнаю, что она тоже учится в выпускном классе, а в футбол играет только летом, потому что в нашей школе нет подходящей спортивной программы, но раньше, в Массачусетсе, она состояла в команде штата. Значит, она из Бостона.
Мередит напоминает мне, что здесь я должна называть игру «футболом»3, что — если задуматься — действительно имеет больше смысла. И, кажется, она не против, что я извожу её вопросами и трогаю её вещи.
У неё потрясающая комната. Кроме оклеенных стен, в ней дюжина фарфоровых чайных чашечек, полных пластмассовых блестящих колечек, серебряных с янтарём и стеклянных с засушенными цветами.
Уютная и обставленная спальня, в которой живут уже не один год.
Примеряю кольцо с резиновым динозавром. Стоит мне его сжать, как тираннозавр переливается красно-жёлто-синими цветами.
— Мне бы такую комнату.
Мне она нравится, но я помешана на чистоте, чтобы иметь нечто подобное. Мне нужны чистые стены и стол, а вещи должны всегда лежать на своих местах.
Мередит довольна моим комплиментом.
— Это твои друзья?
Я кладу динозавра обратно в чашку и указываю на приколотую к зеркалу фотографию. Серая, неотчётливая, отпечатана на плотной глянцевой бумаге. Пить дать сделана на школьном занятии по фотографии. Четыре человека перед гигантским полым кубом. Обилие элегантной чёрной одежды и нарочито спутанные волосы — без всякого сомнения, Мередит принадлежит к местной богеме. По какой-то причине я удивлена. Знаю, у неё вычурная комната, кольца на всех пальцах и в носу, но в остальном это скромная и опрятная девушка в сиреневом свитере, облегающих джинсах и с мелодичным голосом. Ну, ещё Мередит увлекается футболом, но она не девочка-сорванец.
Она широко улыбается, пирсинг мерцает.
— Да. Элли щёлкнула нас в Ла-Дефанс. Это Джош, Сент-Клер, я и Рашми. Ты завтра увидишь их на завтраке. Ну, всех, кроме Элли. Она окончила школу в прошлом году.
Дно желудка начинает разжиматься. Меня приглашают сесть рядом?
— Но уверена, ты скоро её увидишь, она встречается с Сент-Клером. Она теперь в «Парсонс Пари»4, изучает фотографию.
Я никогда не слышала об этом учебном заведении, но киваю, как будто сама собираюсь туда поступать.
— Она очень талантлива. — Нотки в её голосе говорят об обратном, но я не заостряю на этом внимание.
— Джош и Рашми тоже встречаются, — добавляет она.
Ах, а Мередит, должно быть, одна.
К сожалению, я тоже свободна. Дома я пять месяцев встречалась со своим другом Мэттом. Он был такой высоченный, прикольный и с отпадными волосами. Ситуация оказалась из разряда «если никого лучше рядом нет, почему бы не встречаться?». Мы только и делали, что целовались, и то оказалось полным отстоем. Слишком много слюны. Мне вечно приходилось вытирать подбородок.
Мы расстались, когда я узнала о Франции. Разошлись тихо-мирно. Я не плакала, не посылала ему слезливые электронки, не царапала ключом автомобиль его матери. Сейчас он встречается с Черри Милликен, девушкой из хора, с блестящими как для рекламы шампуня волосами. И мне всё равно.
Почти.
Кроме того, теперь я свободна для Тофа, моего милашки-коллеги из мультиплекса. Не то чтобы я не бросала на него взгляды, пока встречалась с Мэттом, но всё же. Меня мучила совесть. И с Тофом у меня дело пошло — чес слово — в конце лета. Но Мэтт единственный парень, с кем я когда-либо ходила на свидание, и то это вряд ли считается. Как-то раз я сказала ему, что встречалась со Стюартом Тислбэком в летнем лагере. Стюарта Тислбэк — темно-рыжий контрабасист. Мы были по уши влюблены друг в друга, но он жил в Чаттануге5, а водительские права мы ещё не получили.
Мэтт знал, что я все выдумала, но был слишком хорошим, чтобы сказать это вслух.
Я собираюсь спросить Мередит, какие предметы она себе взяла, но тут её телефон начинает играть первые аккорды «Strawberry Fields Forever». Она закатывает глаза и отвечает на звонок.
— Мама, здесь полночь. У нас шестичасовая разница во времени, забыла?
Гляжу на её будильник в форме жёлтой подводной лодки, и, к своему удивлению, понимаю, что она права.
Я оставляю пустую вытянутую кружку с шокола шо на комоде.
— Мне нужно уйти, — шепчу я. — Извини, что заняла так много твоего времени.
— Подожди секундочку. — Мередит прикрывает ладонью трубку. — Я была рада с тобой познакомиться. Ну, что ж, до завтрака?
— Да. До встречи. — Я пытаюсь произнести фразу небрежно, но я так взволнована, что выбегаю из комнаты и тут же врезаюсь в стену.
Упс-с-с. Не в стену. В парня.
— Ой!
Парень отходит назад.
— Прощу прощения! Извини, я тебя не заметила.
Он в лёгкой растерянности качает головой. Первым делом я замечаю его волосы — я всегда их замечаю первыми. Темно-коричневые, неряшливые и, так или иначе, одновременно длинные и короткие. Я думаю о битлах, с тех пор как увидела их плакаты в комнате Мередит. Это волосы художника. Волосы музыканта. Делаю вид, что мне всё равно, но меня и вправду прёт от волос.
Красивых волос.
— Ничего страшного, я тоже тебя не заметил. Ты как, не ушиблась?
О боже. Он англичанин.
— Э-э-э, а разве это не комната Мер?
Серьёзно, я не знаю ни одну американку, которая может устоять перед английским акцентом.
Парень откашливается.
— Мередит Шевалье? Высокая? С густыми вьющимися волосами?
Он смотрит на меня, словно я сумасшедшая или наполовину глухая, как моя бабушка. Она просто улыбается и качает головой на мои расспросы: «Какую приправу к салату ты хочешь?» или «Куда ты положила дедушкин зубной протез?»
— Прости, что потревожил. — Он отступает от меня на один шаг. — Ты, наверное, собиралась лечь спать.
— Да! Это комната Мередит. Я просто два часа с ней посидела. — Я объявляю об этом также гордо, как мой брат Шонни всякий раз, как он находит какую-нибудь гадость во дворе.
— Я Анна! Новенькая!
О боже, что за…. энтузиазм?
Щеки начинают гореть. Как унизительно.
Красивый парень беззаботно улыбается. У него очень милые зубы — прямые в верхнем ряду и немного кривые в нижнем, со слегка неправильным прикусом. Я вот стесняюсь так широко улыбаться: редко ходила к ортодонту. У меня щёлочка между передними зубами размером с изюминку.
— Этьен. У меня комната этажом выше.
— А моя вот.
Я молча указываю на свою комнату, а мозг стрекочет: французское имя, английский акцент, американская школа. Анна смущена.
Он дважды стучит в дверь Мередит.
— Ясно. Тогда до встречи, Анна.
Этьен произносит моё имя как «Ан-ня».
Ту-дум, ту-дум. Сердце глухо бьётся в груди.
Мередит открывает дверь.
Пронзительный вскрик:
— Сент-Клер!
Мередит все ещё висит на телефоне. Ребята смеются, обнимаются, задают вопросы в один голос.
— Заходи! Как долетел? Когда ты приехал? Джоша видел? Мам, всё, вешаю трубку.
Одновременно отключается телефон и закрывается дверь.
Я вожусь с ключом на ожерелье. За моей спиной две девочки в одинаковых розовых купальных халатах хихикают и что-то обсуждают. В другом конце коридора смеётся и голосит группа парней. Через тонкие стены слышен хохот Мередит и её друга. Моё сердце ухает, желудок вновь скручивается в узел.
Я всё ещё новенькая. Я всё ещё одна.


Сноска
1. Блюдо из провансальской кухни. Густая паста из измельченных оливок, анчоусов и каперсов («тапен» на провансальском наречии).
2. прибл. 2.13 м на 3.048
3. Мередит напоминает про межкультурное различие. По-американски "футбол" - это "soccer". А слово "football" у них обозначает "американский футбол".
4. Ла-Дефанс — современный деловой и жилой квартал в ближнем пригороде Парижа, западнее XVI округа, в департаменте О-де-Сен. Eго также называют «парижским Манхэттеном».

5. «Парсонс Пари» – известная школа искусства и дизайна.
6. Расстояние от Чаттануги до Атланты приблизительно 190 км на северо-запад.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Алина, Renka

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:25 #5

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65



Следующим утром я подумываю пойти на завтрак вместе с Мередит, но пасую и иду одна. По крайней мере я знаю, где находится кафетерий (второй день семинаров по жизненным навыкам). Перепроверяю столовую карточку и открываю зонт «Хелло Китти». На улице моросит. Погода не делает скидок на первый школьный день.
Я пересекаю дорогу с группой болтающих студентов. Они не обращают на меня внимания, но мы вместе обходим лужи. Мимо проносится автомобиль размером с детскую игрушку Шонни и обрызгивает девушку в очках. Она ругается, и друзья начинают её подразнивать.
Я отстаю.
Жемчужно-серый город. Пасмурное небо и каменные здания излучают схожую холодную элегантность, но я вижу лишь мерцание Пантеона1. Его внушительный купол и колонны устремлены ввысь, венчая район. Каждый раз как я вижу эту картину, мне трудно пройти мимо. Словно кусочек древнего Рима или, по крайней мере, Капитолийского холма. Из окна классной комнаты подобного вида не открывается.
Я не знаю назначение Пантеона, но думаю, скоро мне обо всём расскажут.
Теперь я живу в Латинском квартале или пятом округе. В моем карманном словаре написано, что это слово означает район. Здешние здания переходят друг в друга, изгибаясь вокруг углов с помпезностью свадебных тортов. По тротуарам гуляет множество студентов и туристов, вдоль дорожек тянутся одинаковые скамейки и декоративные фонарные столбы, густые деревья, окружённые металлическими решётками, готические соборы и крошечные блинные, стойки с открытками и украшенные причудливыми завитушками кованые балконы.
Если бы я приехала сюда отдыхать, уверена, город меня бы очаровал. Купила бы цепочку для ключей с Эйфелевой башней, сфотографировала мостовую и заказала тарелку улиток. Но я приехала сюда не отдыхать. Я должна здесь жить, и я чувствую себя такой маленькой.
Главный корпус школы в двух минутах ходьбы от дома Ламбер, общежития для младших и старших классов. Вход здания выполнен в виде великолепной арки и ведёт во внутренний двор с ухоженными деревьями. Окна на каждом этаже обвивает герань и плющ, а в центре темно-зелёных дверей величиной в три моих роста вырезаны головы величавых львов. По обе стороны от дверей висят красно-бело-синие флаги — один американский, остальные французские.
Похоже на съёмочную площадку «Маленькой Принцессы», если бы её снимали в Париже. Неужели такие школы действительно существуют на свете? И как меня смогли сюда записать? Отец свихнулся, если верит, что мне здесь самое место. С трудом закрываю зонтик и толкаю одну из массивных деревянных дверей пятой точкой, как вдруг мимо меня протискивается мажор с причёской аля сёрфер. Он задевает мой зонтик и бросает уничижительный взгляд: (1) я виновата, что у него терпение как у младенца, (2) из-за меня он промок.
2:0 в пользу Парижа. Вот так-то, богатейка.
С необычайно-высокого потолка на первом этаже льются золотистые люстры и текут фрески с флиртующими нимфами и вожделеющими сатирами. В коридоре стоит слабый запах апельсинового чистящего средства и легко-стираемых маркеров. Я следую за скрипом резиновых подошв к кафетерию. Под ногами мраморная мозаика с узором из воробьёв. В дальнем конце коридора, в нише у стены, стоят позолоченные часы, отбивающие час.
Школа одновременно пугает и впечатляет. Она, должно быть, для студентов с личными телохранителями и шетландскими пони2, а не тех, кто покупает большую часть гардероба в универмаге.
Хотя я видела кафетерий во время школьной экскурсии, всё равно встала как вкопанная. В старой школе я завтракала в переоборудованном спортзале, отдающем запахом отбеливателя и бандажа. Ну, знаете, длинные столы с заранее прикреплёнными скамьями, бумажные стаканчики и пластиковые трубочки. За кассами дамы с сеточками на голове, которые могли предложить вам замороженную пиццу, замороженную картошку фри и замороженное филе, а стойки с газированной водой и торговые автоматы обеспечивали остальную часть моего так называемого питания.
Но здесь кафетерий больше напоминает ресторан.
В отличие от исторической пышности коридора комната стильная и современная. Круглые столики из берёзы и растения в подвесных корзинах. Стены апельсиново-лаймового цвета. Элегантный француз в белом шеф-поварском колпаке подаёт множество различной еды, выглядящей подозрительно свежей. На выбор несколько видов напитков в бутылках, но не кола с высоким содержанием сахара и кофеина, а соки и дюжина разновидностей минеральной воды. Есть даже отдельный столик для кофе. Кофе. Я знаю в «Клермонте» парочку маньяков, которые убили бы за возможность пить кофе в школе.
Кафетерий уже заполнен студентами. Ребята болтают с друзьями под крики поваров и грохот посуды (настоящего фарфора, не пластмассового). Останавливаюсь в дверном проёме. Ученики проносятся мимо, расходясь во все стороны. Моя грудь сжимается. Я должна найти столик или сначала взять завтрак? И как мне сделать заказ, когда меню на чёртовом французском?
Кто-то выкрикивает моё имя, и я вздрагиваю. О, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...
В толпе я замечаю руку с пятью кольцами, махающую мне с другого конца зала. Мередит указывает на свободный стул, и я иду к ней, испытывая благодарность и почти болезненное облегчение.
— Я подумывала постучать тебе и пойти на завтрак вместе, но решила, а вдруг ты лежебока. — Мередит морщит брови от беспокойства. — Прости, надо было постучать. Ты выглядела такой растерянной.
— Спасибо, что заняла место.
Кладу вещи и сажусь на стул. За столом ещё двое. Как было обещано вчера ночью, это ребята с фотографии на зеркале. Я снова нервничаю и поправляю рюкзак у ног.
— Это Анна, я вам о ней рассказывала, — представляет меня Мередит.
Долговязый парень с короткими волосами и длинным носом салютирует кофейной чашкой.
— Джош, — говорит он. — И Рашми.
Он кивает в сторону рядом сидящей девушки, греющей руку Джоша в переднем кармане его толстовки. У Рашми очки с синей оправой и густые тёмные волосы, закрывающие всю спину. Девушка едва кивает в мою сторону.
Всё нормально. Ничего сложного.
— Все в сборе, за исключением Сент-Клера. — Мередит вытягивает шею и осматривает кафетерий. — Он обычно поздно приходит.
— Всегда, — поправляет Джош. — Он всегда поздно приходит.
Я откашливаюсь.
— Кажется, я встретила его вчера вечером. В коридоре.
— Хорошие волосы и английский акцент? — спрашивает Мередит.
— Гм. Да. Думаю, да. — Я пытаюсь сохранить небрежный тон.
Джош ухмыляется.
— Сент-Клер — любофф всей школы.
— Ой, замолчи, — говорит Мередит.
— Только не моя. — Рашми смотрит на меня точно впервые, подсчитывая, могу ли я влюбиться в её друга.
Джош отпускает её руки и преувеличенно вздыхает.
— Зато моя. Я приглашу его на выпускной бал. Сердце говорит, этот год наш.
— В этой школе проводится выпускной бал? — интересуюсь я.
— Боже мой, нет, — отвечает Рашми. — Да, Джош. Вы с Сент-Клером были бы просто милашки в одинаковых смокингах.
— Хвосты. — От английского акцента мы с Мередит подпрыгиваем на месте. Парень из коридора. Красивый парень. У него влажные волосы от дождя. — Пусть у смокингов будут хвосты, иначе я отдам твой букетик с корсажа Стиву Карверу.
— Сент-Клер! — Джош вскакивает с места, и они обнимают друг друга с классическими двумя похлопываниями по спине.
— Никаких поцелуев? Приятель, ты разбиваешь мне сердце.
— Подумай, я связан по рукам и ногам. Она обидится. Она же ещё не знает о нас.
— Безотносительно, — отвечает Рашми, но уже с улыбкой. На неё приятно взглянуть. Она должна использовать уголки рта намного чаще.
Красивый парень из коридора (я должна называть его Этьеном или Сент-Клером?) бросает сумку и садится на оставшееся между мной и Рашми место.
— Анна. — Он удивлён видеть меня, и я тоже удивлена. Он запомнил моё имя.
— Хороший зонтик. Мне бы утром пригодился. — Он проводит рукой по волосам, и мне на ладонь падают дождевые капли. У меня нет слов, а вот животу есть что сказать. Глаза парня округляются из-за этого урчания, и меня пугает какие они большие и коричневые. Как будто ему нужно дополнительное оружие против женского рода!
Наверное, Джош прав. Все девочки в школе обречены любить его.
— Ужасные звуки. Надо набить его едой. Только... — Он делает вид, что оценивает меня взглядом, а затем наклоняется ближе и шепчет: — Только если ты не из тех девушек, которые никогда не едят. Боюсь, я не могу допустить такого. Вынужден выдать тебе пожизненный запрет садиться за стол.
Я полна решимости говорить чётко и ясно в его присутствии.
— Я не знаю, как сделать заказ.
— Легко, — откликается Джош. — Встань в очередь. Скажи, что хочешь есть. Прими вкуснейшие лакомства. И отдай столовую карту и две пинты крови.
— Слышала, в этом году ставку подняли до трех, — откликается Рашми.
— Костный мозг, — говорит Красивый Парень из Коридора. — Или левая мочка.
— Я имела в виду меню, большое спасибо. — Я указываю на доску, висящую над головой одного из поваров. Утреннее меню в розово-жёлто-белых тонах, выведенное чей-то изящной рукой. На французском.
— Не мой родной язык.
— Ты не говоришь на французском? — спрашивает Мередит.
— Я три года учила испанский и не думала, что перееду жить во Францию.
— Всё нормально, — тут же отвечает Мередит. — Здесь многие не говорят на французском.
— Но большинство говорит, — добавляет Джош.
— И не особо хорошо. — Рашми многозначительно смотрит на друга.
— Сначала ты выучишь язык еды. Язык любви. — Джош потирает живот как тощий Будда. — Эф. Яйцо. Пом. Яблоко. Ляпан. Кролик.
— Не смешно. — Рашми бьёт его по руке. — Неудивительно, что Исида тебя кусает. Придурок.
Я снова смотрю на меню. Оно все ещё на французском.
— И, гм, а затем?
— Хорошо. — Красивый Парень из Коридора отодвигает стул. — Пойдём вместе. Я тоже до сих пор не сделал заказ.
Не могу не заметить, как несколько девочек пялится на него, пока мы протискиваемся через толпу. Блондинка с орлиным носом и в крохотном топике начинает ворковать, как только мы встаём в очередь.
— Привет, Сент-Клер. Как лето?
— Привет, Аманда. Прекрасно.
— Остался здесь или вернулся в Лондон? — Она склоняется над своей подругой, невысокой девушкой с простым конским хвостом, демонстрируя глубокое декольте.
— Я навестил маму в Сан-Франциско. А у тебя как прошли каникулы? — Он задаёт вопрос очень вежливо, но я рада слышать безразличие в его голосе.
Аманда встряхивает волосами и превращается в вылитую Черри Милликен. Черри любит размахивать волосами, трясти ими и закручивать вокруг пальцев. Бриджет уверена, что она все выходные красуется перед изменчивыми поклонниками, возомнив себя супермоделью, но, по-моему, она слишком занята водорослево-папайным обёртыванием в бесконечных поисках идеального блеска.
— Это было невероятно. — Волосы со щелчком рассекают воздух. — На месяц смоталась в Грецию, а оставшуюся часть лета провела в Манхэттене. У моего отца потрясающий пентхаус с видом на Центральный парк.
В каждом предложении она обязательно подчёркивает хотя бы одно слово. Я фыркаю, чтобы удержаться от смеха, а Красивого Парня из Коридора одолевает странный приступ кашля.
— Но я скучала по тебе. Ты не получал мои письма?
— Эм, нет. Должно быть, у тебя неправильный адрес. Эй! — Он подталкивает меня. — Вот и наша очередь.
Он поворачивается спиной к Аманде, и они с подругой обмениваются недовольными взглядами.
— Время для твоего первого урока французского. Завтрак здесь простой и состоит, прежде всего, из булочек — круассанов, которые, конечно, известны на весь мир. Никаких колбасок и яичниц.
— Бекон? — с надеждой спрашиваю я.
— Конечно, нет. — Он смеётся. — Второй урок, слова на доске. Слушай внимательно и повторяй за мной. Гранола. — Я сужаю глаза, а он смотрит на меня, точно сама невинность. — Как видишь, означает «гранолу ». А это? Яурт?
— Ну и дела, я поняла. Йогурт?
— Естественное! А говоришь, что никогда прежде не жила во Франции?
— Ха-ха. Очень смешно.
Он улыбается.
— О, понятно. Знаешь меня меньше дня и уже передразниваешь мой акцент. Что следующее? Хочешь обсудить состояние моих волос? Рост? Брюки?
Брюки. Чес слово.
Француз за прилавком тактично кашляет. Прошу прощения, повар Пьер. Я немного отвлеклась на этого англо-французско-американского восхитительного парня, который тут же спрашивает:
— Йогурт с гранолой и мёдом, яйцо всмятку или грушевая бриошь?
Я понятия не имею что такое бриошь.
— Йогурт, — отвечаю я.
Он делает заказ на прекрасном французском. По крайней мере, он кажется безупречным моим девственным ушам и расслабляет повара Пьера. Он больше не хмурится и размешивает гранолу3 с мёдом в моем йогурте. Добавляет чернику на вершинку и передаёт угощение мне.
Мерси, месье Бутен.
Я хватаю поднос.
— Никаких хлебцев? Шоколадных шариков? Я…оскорблена в лучших чувствах.
— Хлебцы по вторникам, вафли по средам, а вот шоколадные шарики под запретом. По пятницам обычные хлопья с молоком.
— Для британца ты слишком много знаешь об американской нездоровой пище.
— Апельсиновый сок? Грейпфрут? Клюква? — Я указываю на апельсиновый, и мой спутник берет две банки.
— Я не британец, а американец.
Улыбаюсь.
— Ну, конечно.
— Я американец. Я должен им быть, чтобы посещать США, забыла?
— США?
— Старшая школа для американцев, — объясняет он. — США.
Прекрасно. Хотите сказать, отец не отправлял меня в чужую страну.
Мы занимаем очередь, чтобы заплатить, и я удивлена как эффективно она двигается. В прежней школе все толкались и бесили обслуживающий персонал, но здесь студенты терпеливо ждут. Оборачиваюсь и замечаю, что Красавчик внимательно меня рассматривает. Дыхание замирает в груди. Неужели он оценивает меня. Он даже не замечает, что я застукала его на месте преступления.
— Моя мама — американка, — спокойно продолжает он. — А отец — француз. Я родился в Сан-Франциско, но вырос в Лондоне.
Чудесно, я обретаю дар речи.
— Истинный гражданин мира.
Он смеётся.
— Точно. И я не позёр в отличие от остальных.
Я уже готова подколоть его в ответ и тут вспоминаю: у Него есть подруга. Нечто злое пронзает розовые изгибы моего мозга, вынуждая вспомнить вчерашнюю беседу с Мередит. Пора менять тему.
— А как тебя зовут на самом деле? Вчера вечером ты представился как…
— Сент-Клер — фамилия. Этьен — имя.
— Этьен Сент-Клер. — Я пытаюсь произнести имя как он, на чужой манер и аристократично.
— Ужасно?
Теперь я смеюсь.
— Этьен — хорошее имя. Почему тебя не зовут по имени?
— О, «Этьен — хорошее имя»! Как великодушно с твоей стороны.
За нами встаёт ещё один ученик — низенький мальчик с коричневой кожей, прыщами и густой копной тёмных волос. Мальчик взволнован видеть Этьена, и тот улыбается в ответ.
— Эй, Никхил. Как каникулы?
Тот же самый вопрос он задал Аманде, но на сей раз искренне.
Этих слов достаточно, чтобы подтолкнуть мальчика рассказать о поездке в Дели, рынках, храмах и муссонах. Он ездил к Тадж-Махалу, я же — в Панаму-Сити-Бич4, как и все остальные жители штата Джорджия. Подбегает ещё один мальчик, тощенький и бледный, с торчащими волосами. Никхил забывает про нас и приветствует друга с тем же самым восторженным лепетом.
Сент-Клер — я полна решимости называть его по фамилии и не смущаться — поворачивается ко мне.
— Никхил — брат Рашми. Девятиклассник. У неё ещё есть младшая сестра, Санджита, одиннадцатиклассница, и старшая, Лила. Она окончила вышку два года назад.
— У тебя есть братья или сестры?
— Нет. А у тебя?
— Брат, но он остался дома. В Атланте. Это в Джорджии, на Юге.
Он поднимает бровь.
— Я знаю, где находится Атланта.
— Ой, и верно.
Я протягиваю столовую карточку мужчине за стойкой. Как и месье Бутен, он одет в отутюженную белую униформу и накрахмаленный колпак. А ещё у него длинные подкрученные вверх усы. Да. Не знала, что здесь такое в моде. Повар Длинноус проводит картой по аппарату и возвращает мне с быстрым мерси.
Спасибо. Ещё одно выученное слово. Отлично.
На обратном пути Аманда со своей компанией красавцев-мажоров наблюдает за Сент-Клером. Не удивлена, что парень со злыми глазками и причёской аля серфингист сидит рядом с нею. Сент-Клер рассказывает о школе: о сегодняшних уроках и учителях — но я не слушаю. Все моё внимание поглощено его особой улыбкой и уверенной стильной походкой.
Я такая же дура, как и все остальные.


Сноска
1.

2. Шетландские пони - одна из самых популярных пород пони в мире. Порода получила свое название от имени островов, откуда она происходит (северо-восток от побережья Шотландии).


3. Гранола (granola) - это то, что мы с вами привыкли называть мюсли.
4. Аналог нашего Сочи.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Алина, Renka

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:26 #6

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65



Колонна с обладателями фамилий с Ж-до-П продвигается очень медленно. Стоящий передо мной парень о чем-то яростно спорит с консультантом. Я смотрю на колонну А-Е и вижу, что Мередит (Шевалье1) и Рашми (Деви) уже получили личное расписание учебных занятий и обменялись листками.
— Но я просил информатику, а не драматическое искусство.
Приземистый и коренастый консультант была самим воплощением терпения.
— Я знаю, но информатика никак не вписывалась в ваш график, и мы произвели замену. Возможно, вы сможете взять данный предмет в следующем…
— Но на замене у меня стояло программирование.
Чего?! Разговор сразу же привлекает моё внимание. Они могут так сделать?! Поставить предмет, о котором мы не просили? Я умру — УМРУ — если мне снова придётся вернуться в спортзал.
— Вообще-то, Дэвид. — Консультант проверяет бумаги. — Вы забыли заполнить дополнительную анкету, поэтому нам пришлось выбирать предмет за вас. Но думаю, вы найдёте…
Разъярённый парень выхватывает расписание и уходит. Черт! Кажется, эта женщина ни в чем не виновата. Выхожу вперёд и называю своё имя самым любезным тоном, чтобы исправить впечатление от предыдущего придурка. Консультант так мило улыбается в ответ, что у неё выступают ямочки на щёках.
— Я помню тебя, милая. Желаю приятного дня.
И вручает мне жёлтую половинку листа.
Я не дышу, пока просматриваю его до конца. Фух! Никаких сюрпризов. Углублённый английский, математика, основы французского, физика, история Европы и какой-то предмет с сомнительным названием «Ла Ви».
При приёме консультант описал «Жизнь» как предмет только для выпускников, схожий с самостоятельными занятиями, но иногда с участием приглашённых ораторов. Они прочтут нам лекции о том, как держать чековые книжки, арендовать жилье и готовить пироги с заварным кремом. Как-то так. Я уговорила маму разрешить его взять. Одна из самых классных особенностей в этой школе состоит в том, что математика, естественные науки и история необязательны для выпускников. К сожалению, мама — пурист и не разрешит мне окончить школу без этих трех предметов.
— С уроками керамики в приличный колледж не поступишь, — предупредила она, не одобряя мои наклонности в выборе предметов.
Спасибо, мам. Отправила меня повышать культурный уровень в город, прославившийся своим искусством, и заперла на занятиях по математике. Я подхожу к Мередит и Рашми, ощущая себя третей лишней, но молюсь, чтобы у нас оказались хоть какие-то общие предметы. Мне везёт.
— Три со мной и четыре с Раш! — улыбается Мередит, возвращая расписание. Её пластмассовые колечки цвета радуги ударяются друг о друга.
Раш. Какое неудачное прозвище2. Они сплетничают о неизвестных мне людях, и мой разум уносится на другую сторону внутреннего дворика, где в очереди Р-Я стоят Джош и Сент-Клер. Интересно, есть ли у меня хоть какие-то занятия с ним.
Простите, с ними. Занятия с ними.
Дождь прекратился, и Джош взметает брызги луж в направлении Сент-Клера. Сент-Клер смеётся и говорит что-то в ответ, и они оба заливаются смехом. Внезапно я отмечаю, что Сент-Клер ниже Джоша. Намного. Странно, что я ранее этого не замечала, но он не комплексует. Большинство стесняются или огрызаются по этому поводу, или то и другое одновременно, но Сент-Клер уверен, дружелюбен и…
— Ё-мае, на кого ты уставилась?
— Что? — Отдёргиваю голову, но оказывается, Рашми сказала это не мне. Она кивает Мередит, которой так же неловко, как и мне.
— Ты в Сент-Клере дырки прожжёшь. Нельзя же так.
— Заткнись. — Но Мередит улыбается мне и пожимает плечами.
Слава богу. Вопрос исчерпан. Как будто мне нужны ещё причины закатывать губу. Чудо-парень официально недоступен.
— Ничего ему не рассказывай, — просит она. — Пожалуйста.
— Конечно, — обещаю я.
— Поскольку мы, само собой, просто друзья.
— Само собой.
Мы слоняемся по школе, пока не наступает время для приветственной речи. У директрисы длинная шея, изящная головка и осанка балерины, а белоснежные волосы стянуты в аккуратный узел, который придаёт даме утончённости, а не лишних лет. Истинная парижанка, хотя я знаю из своего извещения о поступлении, что она из Чикаго. Её взгляд скользит по нам, её сотни выбранных учеников.
— Поздравляю с ещё одним захватывающим учебным годом в американской парижской школе. Я рада видеть столько знакомых лиц и ещё счастливее заметить новые.
Очевидно, даже Франция не может улучшить школьные речи.
— Студентов, которые учились здесь в прошлом году, я прошу оказать тёплый приём новичкам.
Жидкие вежливые аплодисменты. Я оглядываюсь и замечаю взгляд Сент-Клера. Он хлопает и поднимает руки в мою сторону. Краснею и резко отворачиваюсь.
Директор продолжает говорить. Соберись, Анна. Сконцентрируйся. Но я чувствую его опаляющий взгляд. На коже выступает пот. Меня точно подрубили. Почему он на меня смотрит? Он все ещё смотрит? Думаю, да. Почему, почему, почему? Интересно, а смотрит он на меня с дружелюбием, враждебностью или безразличием?
Но когда я наконец оборачиваюсь, взгляд Сент-Клера направлен в другую сторону. Он кусает кончик мизинца.
Речь закончена, и Рашми уходит к парням. Мередит ведёт меня на английский. Профессор ещё не пришла, и мы выбираем места на галёрке. Классная комната меньше, чем я привыкла, а тёмные, светящиеся от чистоты высокие окна напоминают двери. Но доска, вмонтированная в стену точилка для карандашей и парты точно такие же, как в Америке. Я концентрируюсь на знакомых вещах, чтобы ослабить напряжение.
— Тебе понравится профессор Коул, — говорит Мередит. — Она весёлая и всегда советует превосходные книги.
— Мой папа — романист, — выбалтываю я, не подумав, и тут же жалею об этом.
— Правда? Кто?
— Джеймс Эшли. Это его псевдоним. Наверное, Олифант звучит слишком приземлённо.
— Кто?
Фактор оскорбления умножается.
— «Решение»? «Вход»? По ним ещё сняли кино. Ладно, забудь, у них всех такие неопределённые названия…
Она с волнением наклоняется вперёд.
— Нет, моя мама обожает «Вход»!
Я морщу нос.
— Эй, они совсем не отстойные. Я как-то посмотрела этот фильм с мамой и разревелась, когда та девочка умерла от лейкемии.
— Кто умер от лейкемии? — Рашми шлёпает рюкзак рядом со мной. За ней приходит Сент-Клер и занимает место перед Мередит.
— Папа Анны написал «Вход», — объявляет Мередит.
Я кашляю.
— Не то, чтобы этим я горжусь.
— Извини, а что за «Вход»? — интересуется Рашми.
— Ну, по фильму мальчик помогает маленькой девочке в лифте нажать на нужную кнопку, а затем вырастает и влюбляется в неё, — рассказывает Мередит, пока Сент-Клер откидывается назад на стуле и изучает её расписание. — Но в день после помолвки она узнает о страшном диагнозе.
— К алтарю отец привозит дочь уже в инвалидном кресле, — продолжаю я. — А затем она умирает в медовый месяц.
— Тьфу ты, — одновременно откликаются Рашми и Сент-Клер.
Неловкая ситуация.
— Где Джош? — спрашиваю я.
— Он же на класс младше, — отвечает Рашми, как будто я уже должна была это знать. — Мы бросили его на введение в математический анализ.
— О. — Наша беседа зашла в тупик. Прекрасно.
— Три общих предмета, Мер. Дай свой. — Сент-Клер снова откидывается назад и крадёт мою половинку. — O-o-o, основы французского.
— Как я и говорила.
— Всё не так уж плохо. — Он возвращает расписание и улыбается. — Ты будешь читать меню без меня, пока не заучишь.
Хм, возможно я не хочу учить французский язык.
Блин! Мальчики превращают девочек в таких идиоток.
— Бонжур а тю3. — В класс входит женщина в ярко-бирюзовом платье и ставит кофейную чашку на трибуну. Она довольно молодая, и у неё самые светлые волосы, которые я когда-либо видела у учителя.
— Для… — Её глаза осматривают комнату и останавливаются на мне.
Что? Что я сделала?
— Для нашей единственной новенькой — жё м’аппель профессор Коул4.
Она делает глубокий реверанс, и класс смеётся. Все оборачиваются в мою сторону.
— Здравствуйте, — пищу я.
Подозрения подтверждены. Из двадцати пяти человек — всего выпускного класса — я единственная новенькая. Это означает, что у моих одноклассников есть ещё одно преимущество: они знают учителей. Школа такая маленькая, что каждый предмет преподаётся одним профессором во всех четырёх классах.
Интересно, какого студента выбросили, чтобы освободить мне место? Вероятно, кого-то более крутого. Кого-нибудь с дредами, татуировками кинозвёзд и связями в музыкальной индустрии.
— Вижу, персонал снова проигнорировал мою просьбу, — говорит профессор Коул. — Всем встать. Вы знаете порядок.
Я не знаю, но выдвигаю стол, когда все остальные начинают делать то же самое. Мы ставим их в большой круг. Странно видеть всех моих одноклассников одновременно. Пользуюсь возможностью разглядеть их. Не думаю, что я выделяюсь, но их джинсы, обувь и рюкзаки дороже моих. Они выглядят более чистыми, более сверкающими.
Ничего удивительного. Моя мама — учительница биологии в средней школе, так что у нас немного денег на лишние расходы. Папа платит за ипотеку и помогает со счетами, но этого не хватает, а мама слишком горда, чтобы просить больше. Она говорит, что он в любом случае отвертится от её просьбы и пойдёт купить себе новый эллиптический тренажёр.
Может быть, в этом есть своя доля правды.

Остаток утра проходит как в тумане. Мне нравится профессор Коул, и мой учитель математики, профессор Бабино, тоже весьма мил. Он парижанин, а ещё выгибает брови и брызжет слюной при разговоре. Честно говоря, не думаю, что это национальная черта. Думаю, это простая шепелявость. С акцентом нелегко говорить.
После математики у меня стоят основы французского. Профессор Гиллет тоже парижанка. Символично. В этой школе иностранный всегда преподают носители языка. Мои учителя испанского вечно закатывали глаза и восклицали «¡Ае, диос мио!»5 всякий раз как я поднимала руку. Они были расстроены, когда я не могла разобраться в понятии, которое казалось для них очевидным.
Я прекратила поднимать руку.
Как и предсказано, в классе группа девятиклассников. И я. О, и один одиннадцатиклассник — тот парень, который утром ругался с консультантом. Он восторженно представляется как Дэйв, и я его прекрасно понимаю: он просто рад, что оказался здесь не единственным старшеклассником.
Возможно, в конце концов, Дэйв не такой уж плохой.



В полдень я следую за толпой в кафетерий. Обхожу основную очередь и иду прямо к стеллажу с хлебом и фруктами, которые можно взять самим, хотя от пасты исходит изумительный аромат. Я такая трусиха. Предпочту морить себя голодом, лишь бы не говорить на французском.
«Ви, ви!» — сказала бы я, тыкая наугад, а повар Длинноус преподнёс бы какую-нибудь мерзость, и, сгорая от стыда, мне бы пришлось купить блюдо. «Конечно, я хотела заказать жареного голубя! М-м-м! Вкус как дома».
Мередит и её друзья заняли прежний столик. Делаю глубокой вдох и присоединяюсь к ним. К моему облегчению, никто не выглядит удивлённым. Мередит спрашивает Сент-Клера, видел ли он уже свою подружку. Он откидывается на спинку стула.
— Нет, но мы встречаемся сегодня вечером.
— А летом? А занятия у неё уже начались? Какие предметы она возьмёт в этом семестре?
Мередит продолжает сыпать вопросами об Элли, Сент-Клер даёт односложные ответы. Джош и Рашми лобызаются — я даже вижу их языки! — поэтому я отворачиваюсь к своему хлебу и винограду. Ну, прям библейский ужин.
Виноград меньше, чем я привыкла, а кожица немного потрескавшаяся. Эта грязь? Я опускаю салфетку в воду и прикасаюсь к крошечным фиолетовым ягодам. Становится лучше, но виноград все равно на вид какой-то неприглядный. Хм. Сент-Клер и Мередит прекращают разговор. Поднимаю голову и замечаю, что они оба потрясённо уставились на меня.
— Что?
— Ничего, — откликается Сент-Клер. — Продолжай мыть.
— Он грязный.
— А ты его пробовала? — интересуется Мередит.
— Нет, пятна не оттираются.
Я показываю им гроздь. Сент-Клер отщипывает ягоду и сует в рот. Жуёт и сглатывает. Я загипнотизирована его губами и горлом.
Колеблюсь. Что важнее: чистая еда или его мнение?
Он берет ещё одну ягоду и улыбается.
— Открой рот.
Я подчиняюсь.
Ягода задевает нижнюю губу. Сок разливается по рту, и я так поражена вкусом, что чуть не выплёвываю. Он настолько выраженный, что больше напоминает леденец, чем фрукт. Преуменьшение признать, что я никогда прежде не пробовала ничего подобного. Мередит и Сент-Клер смеются.
— Ты ещё вино не пробовала, — говорит она.
Сент-Клер наматывает на вилку пасту.
— Так как прошёл французский?
Я вздрагиваю от столь резкой смены темы.
— Профессор Гиллет страшная. Вся в морщинах.
Отрываю кусок багета. Корочка такая хрустящая, а мякоть нежная и приятная. О боже. Пихаю ещё ломоть в рот.
Мередит уходит в раздумья.
— Поначалу она кажется страшной, но она хорошая, стоит только узнать.
— Мер — её звёздная ученица, — добавляет Сент-Клер.
Рашми отрывается от Джоша, которому уже поплохело от недостатка воздуха.
— Она взяла углублённый французский и испанский, — замечает она.
— Может, станешь моим репетитором, — предлагаю я Мередит. — У меня затык с языками. Школа закрыла глаза на мои оценки по испанскому лишь потому, что директриса читает тупые романы моего отца.
— Откуда ты знаешь? — интересуется Мередит.
Я закатываю глаза.
— Она несколько раз упоминала его в телефонном интервью.
Она продолжает бомбить меня вопросами о кастинге для «Маяка». Как будто папа мне что-то говорил. Или я интересовалась. Она не понимает, что мои кинематографические вкусы немного более утончённые.
— Я хотела бы выучить итальянский, — признается Мередит. — Но здесь его не преподают. Хочу поступить в римский институт в следующем году. Или лондонский. А там уж пойду на курсы.
— Разве Рим не лучшее место для изучения итальянского? — спрашиваю я.
— Да, конечно. — Она украдкой глядит на Сент-Клера. — Но мне всегда нравился Лондон.
Бедная Мер. Как же всё запущено.
— А ты чем хочешь заняться? — спрашиваю я, обращаясь к Сент-Клеру. — Куда будешь поступать?
Он пожимает плечами. Медленно и выразительно, на удивление, так по-французски. Также прошлым вечером в ресторане пожал плечами официант, когда я спросила, подают ли они пиццу.
— Не знаю. Тут много факторов, хотя я хотел бы изучать историю. — Он наклоняется вперёд, как будто собирается поведать греховный секрет. — Я всегда хотел стать одним из тех ребят, у которых берут интервью в специальных выпусках Би-би-си или ГСТ6. Ну, такие с сумасшедшими бровями и замшевыми накладками на локтях.
Точно так же как я! Почти.
— Я хочу мелькать на канале классического кино, обсуждать Хичкока и Капру с Робертом Осборном. Он ведущий большинства программ. Я понимаю, что он старый пень, но он чертовски крут. Он знает все о кино.
— Правда?
Кажется, я его по-настоящему заинтересовала.
— Мыслями Сент-Клер всегда со своими историческими книгами толщиной в энциклопедический словарь, — прерывает нас Мередит. — Его тяжело вытащить из комнаты.
— Поэтому Элли всегда там, — сухо отмечает Рашми.
— Кто бы говорил. — Он указывает на Джоша. — Забыла об... Анри?
— Анри! — восклицает Мередит и заливается с Сент-Клером хохотом.
— Один чёртов день, а вы никогда не дадите мне о нем забыть. — Рашми косится на Джоша, который в этот момент пытает вилкой бедную пасту.
— Кто такой Анри? — Я спотыкаюсь о произношение. Ан-ри.
— Гид-экскурсовод. Мы познакомились с ним, когда в десятом классе ездили в Версаль, — объясняет Сент-Клер. — Тощий низенький мерзавец, но Рашми бросила нас в Зеркальной галереи и кинулась к нему…
— Не было такого!
Мередит качает головой.
— Они лапали друг друга, ну, в общем, весь день. На глазах честного народа.
— Вся школа два часа ждала в автобусе, потому что она забыла, во сколько мы уезжаем, — подытоживает Сент-Клер.
— Не ДВА часа…
Мередит продолжает:
— В конце концов, профессор Хансен разыскал её позади кустарника в английских садах, а у неё шея вся в следах от зубов.
— Следы от зубов! — хохочет Сент-Клер.
Рашми не выдерживает:
— Завяжи губы трубочкой, Английский язык.
— Ась?
— Английский язык, — повторяет она. — Именно так мы тебя прозвали после вашего с Эллей незабываемого представления на уличной ярмарке прошлой весной.
Сент-Клер пытается выступить, но катится от смеха. Мередит и Рашми продолжают колоть друг друга шпильками, но... мыслями я уже от них далеко-далеко. Интересно, а Мэтт теперь лучше целуется со своей более искушённой девушкой. Наверное, все дело было во мне.
О, нет.
Я плохо целуюсь. Д-должно быть.
Когда-нибудь в мою честь воздвигнут памятник в форме пары губ, и на нем будет выгравирована надпись «Она совсем не умела целоваться». И Мэтт произнесёт речь и поведает, как он встречался со мной от отчаяния, но я ему не давала, поэтому свидания со мной оказались пустой тратой времени, ведь он нравился Черри Милликен все это время, а она всегда даёт. Все знают.
О боже. А если Тоф думает, что я плохо целуюсь?
Мы целовались только раз. В мою последнюю смену, в последний вечер перед вылетом во Францию. Все произошло постепенно, и мы были одни в фойе большую часть вечера. Возможно, из-за последней смены, возможно, потому что мы расстаёмся на четыре месяцев, возможно, потому что это напоминало наш последний шанс — неважно, мы потеряли голову. Нас опьянила храбрость. Мы флиртовали весь вечер напролёт, и когда пришло время расходиться по дома, мы не смогли расстаться. Мы просто... не могли наговориться.
И затем, наконец, он сказал, что будет скучать по мне.
И затем, наконец, он поцеловал меня под гудящей вывеской кинотеатра.
И затем я уехала.
— Анна? С тобой все в порядке? — спрашивает кто-то.
Весь стол смотрит на меня.
Не плачь. Не плачь. Не плачь.
— М-м-м… где ванная?
Ванная — моё любимое оправдание на все случаи жизни. Все перестают задавать вопросы, как только я её упоминаю.
— Туалеты дальше по коридору. — Сент-Клер выглядит обеспокоенным, но не смеет задать вопрос. Вероятно, он боится, что я расскажу о поглотительной способности тампона или упомяну страшное слово на букву М.

Провожу остаток обеда в туалетной кабинке. Я так скучаю по дому, что испытываю физическую боль. В голове стучит, желудок крутит, и это так несправедливо. Я никогда не просила о зарубежной школе. У меня были друзья, личные приколы и украденные поцелуи. Мне жаль, что родители не предложили мне выбор: «Хотела бы ты провести последний год обучения в Атланте или Париже?»
Кто знает? Возможно, я бы выбрала Париж.
Родителям даже не пришло в голову, что я хочу право выбора.


Сноска
1. В английском фамилия героини пишется как Chevalier, т.е. начинается с третьей буквы алфавита, поэтому девушка стоит в первой колонне.
2. Сокращение имени Рашми будет созвучно слово потница.
3. (фр.) Всем здравствуйте.
4. (фр.) Позвольте представиться.
5. (исп.) Бог ты мой!
6. Государственная служба телевещания (США)
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Алина, Renka

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:26 #7

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65





Кому: Анна Олифант <Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.>
От кого: Бриджет Сондервик <Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.>
Тема: Не оборачивайся, но...
...нижний правый угол твоей кровати не подвернут. ХА! Спорим, что обернулась. А теперь прекрати разглаживать невидимые морщинки. Серьёзно. Ну, и как тебе Ле Академе дю Фраунч? Красавчики есть? Кстати, о красавчиках. Угадай, с кем у меня общая математика??? С Дрю! Он покрасился в чёрный и проколол губу. И он просто каллипига (смотри в словаре, лентяйка). Я сижу на прежнем месте за ленчем, но без тебя не то. Не считая этой чёртовой Черри. Она продолжает всё время трясти волосами, и клянусь, я слышу, как ты напеваешь рекламу «ТРЕСемме». Я выбью себе глаза фигуркой Дарта Мола1, если она будет сидеть с нами каждый день. Между прочим, твоя мама наняла меня нянчить Шона после школы, так что я пойду. Не хочу, чтобы он умер в мою смену.
Предательница. Возвращайся домой.
Бриджет
P.S. Завтра объявят лидеров секций в группе. Пожелай мне удачи. Если мою должность отдадут Кевину Куиггли, то я выбью глаза ЕМУ.


Каллипига. Совершенные формы ягодиц. Мило, Бриджет.
Моя лучшая подруга одержима словами. Одно из её самый дорогих приобретений — Оксфордский словарь английского языка, который она купила за бесценок два года назад на дворовой распродаже. Этот словарь состоит из двадцати томов и даёт не только определение слов, но и их происхождение. Бриджет всегда кидается умными словечками в разговоре, потому что любит смотреть, как люди приходят в недоумение и делают вид, что понимают сказанное. Я уже давным-давно научилась не притворяться, что понимаю, о чем она говорит. Бриджет все время демонстрирует мне свою энциклопедичность.
Так вот, Бриджет собирает слова и, очевидно, забирает мою жизнь.
Поверить не могу, что мама наняла её приглядывать за Шоном. Я знаю, что подруга — лучший выбор, так как мы всегда нянчили Шонни вместе, но всё же. Странно, что она там одна, без меня. И странно, что она говорит с моей мамой, в то время как я застряла здесь, на другом конце света. Затем она сообщит мне, что получила дополнительную работу в кинотеатре.
Говоря о кинотеатре. Тоф мне до сих пор ничего не прислал. Конечно, я не ждала, что он будет писать мне каждый день или даже неделю, но... между нами ведь что-то было. Я имею в виду, мы целовались. Теперь они — какими бы не были эти отношения — кончились, раз я здесь?
Настоящее имя Тофа — Кристофер, но он так не любит когда его зовут Крисом, поэтому откликается на Тофа. У него потрясающие зелёные глаза и отпадные бакенбарды. Мы оба левши, любим продающийся в торговых палатках ненастоящий сыр начос и ненавидим актера Кьюба М. Гудинга-младшего. Я запала на Тофа с первого рабочего дня, когда он засунул голову под автомат ICEE и стал жадно пить прямо из крана, чем заставил меня рассмеяться. До конца смены Тоф проходил с сине-малиновым ртом.
Не каждый решится показать синие зубы. Но поверьте мне, Тоф может.
Проверяю входную корреспонденцию — на всякий случай — но всё по-старому. Несколько часов я сижу перед экраном компьютера в ожидании, когда Бридж вернётся из школы. Я рада, что она отправила мне письмо. По какой-то причине я хотела, чтобы она написала первой. Возможно, я желала, чтобы она думала, будто я здесь так счастлива и занята, что у меня даже нет времени черкануть строчки. На самом деле мне грустно и одиноко.
И голодно. Мой минихолодильник пуст.
Я поужинала в кафетерии, но снова не стала становиться в очередь — лишь набила желудок ещё большим количеством хлеба, от которого нет сытости. Возможно, утром Сент-Клер снова закажет для меня завтрак. Или Мередит; уверена, она меня выручит.
Я отвечаю Бридж, рассказываю о моих новых знакомых, сумасшедшем кафетерии с едой ресторанного качества и гигантском Пантеоне по пути. Не удерживаюсь и описываю Сент-Клера, упоминая, как на физике он склонился над Мередит, чтобы одолжить у меня ручку как раз в тот момент, как профессор Уэйкфилд распределял пары на лабораторные. Учитель подумал, что мы сидим рядом, и теперь Сент-Клер — мой партнёр по лабораторкам на ВЕСЬ ГОД.
Самое замечательное, что случилось со мной за весь день.
Я также рассказываю Бридж о таинственном уроке по жизненным навыкам, Ла Ви, потому что мы все лето потратили на догадки. (Я: «Стопудово, будем обсуждать Большой взрыв и смысл жизни». Бридж: «Подруга, вас будут учить техникам правильного дыхания и как преобразовать еду в энергию».) Но сегодня мы лишь сидели паиньками и делали домашку.
Жаль.
Я убила время за чтением первой заданной книги. И ничего себе. Теперь-то до меня окончательно дошло, что я во Франции. Поскольку в «Как вода для шоколада2» есть секс. МНОГО секса. Из-за женского желания буквально разгорается пожар в доме, а затем солдат бросает на лошадь обнажённую девушку, и они занимаются любовью прямо на скаку. В Библейском поясе3 такое не разрешат. Распутней «Алой буквы» мы ничего не читали.
Я обязана рассказать Бриджет об этой книге.


Письмо я заканчиваю почти к полуночи, но в коридоре до сих пор шумно. У десяти- и одинадцатиклассников больше свободы, так как теоретически мы достаточно зрелы, чтобы знать, что с ней делать. Я-то да, но у меня серьёзные сомнения относительно моих одноклассников. У парня напротив уже целая пирамида пивных банок у двери, потому что в Париже шестнадцатилетним разрешено пить пиво и вино. А с восемнадцати можно напитки и покрепче.
Не то, чтобы я не видела, что здесь творится.
Интересно, а когда мама подписывалась на всё это, она представляла, что я могу наклюкаться на законных основаниях? Она выглядела достаточно удивлённой, когда упомянули семинары по жизненным навыкам, и вечером за ужином мне прочитали длинную лекцию об ответственности. Но я не собираюсь напиваться. Мне всегда казалось, что пиво пахнет как моча.
На вахте сидят несколько работников на полставки, но в общежитии проживает только один смотритель. Его зовут Нейт, и его комната находится на первом этаже. Он учится в аспирантуре где-то в университете неподалёку. США, должно быть, ему хорошенько приплачивает.
Нейту где-то двадцать с хвостиком, он низенький, бледнокожий, и у него бритая голова. На словах звучит дико, но на самом деле выглядит красиво. Он учтивый и похож на парня, из которого выйдет хороший слушатель, но голос у него человека ответственного. Весь его вид словно говорит: «Со мной шутки плохи». Мои родители полюбили его. А ещё рядом с его дверью лежит чашка презервативов.
Интересно, а это родители видели.
Девяти- и десятиклассники живут в другом здании. В комнатах живут не по одному, этажи разделены на мужские и женские. Также у ребят тонны воспитателей ивведён комендантский час. У нас его нет. Мы только должны расписываться в журнале всякий раз, когда приходим и уходим ночью — пусть Нейт знает, что мы всё ещё живы. Да. Уверена, здесь никто и никогда не использует в своих интересах эту высокую степень безопасности.
Я ковыляю в туалет. Занимаю своё место в очереди — она вечна, даже в полночь — позади Аманды, девочки, которая напала на Сент-Клера во время завтрака. Она ухмыляется, приметив мои выцветшие джинсы и винтажную оранжевую футболку.
Не знала, что она живёт на моем этаже. Супер.
Мы храним молчание. Я вожу пальцами по цветочному узору на обоях. Дом Ламбер — специфическая смесь парижской изысканности и подростковой практичности. Хрустальные светильники освещают коридоры золотистым жаром, но в спальнях гудят флуоресцентные лампы. Полы из глянцевой древесины, но коврики на них — промышленная штамповка. Вестибюль украшают свежие цветы и лампы Тиффани, но вместо кресел противные диванчики для двоих, а столы изрезаны инициалами и неприличными словами.
— Значит, ты новый Брэндон, — говорит Аманда.
— Чего?
— Брэндон. Номер двадцать пять. Его выгнали из школы в прошлом году; учитель нашёл кокс в его рюкзаке. — Она снова смотрит на меня и хмурит брови. — Так, откуда ты?
Я понимаю, о чем в действительности она спрашивает. Она хочет знать, почему на его освободившееся место выбрали кого-то как я.
— Атланта.
О! — говорит она. Как будто это объясняет мою полнейшую и беспросветную провинциальность. Только с этим у неё просчёт. Атланта — один из самых больших городов в Америке.
— Ты так мило щебетала с Сент-Клером за завтраком.
— Гм.
Я представляю для неё угрозу?
— Но я бы не раскатывала губу на твоём месте, — продолжает она. — Даже с таким милым личиком, ты его не уведёшь. Они будут вместе навечно.
Это был комплимент? Или нет? Её акценты начинают действовать мне на нервы. (Мои нервы.)
Аманда преувеличенно зевает.
— Интересная причёска.
Я застенчиво касаюсь полоски.
— Спасибо. Подруга мелировала.
Бридж добавила толстую прядку к моим темно-каштановым волосам только на прошлой неделе. Обычно я убираю её за правое ухо, но сегодня вечером она стянута в конском хвосте.
— Тебе нравится? — спрашивает она. Типичная стервенская речь из разряда «ты отстой».
Опускаю руку.
— Да. Поэтому я её и ношу.
— Знаешь, я бы на такое не решилась. Ты похожа на скунса.
— По крайней мере от неё не воняет как от некоторых.
Позади меня появляется Рашми. Она навещала Мередит: я слышала их приглушённые голоса сквозь стены.
— Восхитительные духи, Аманда. В следующий раз надушись ещё сильнее. Вдруг тебя ещё не унюхали в Лондоне.
Аманда огрызается:
— Хорошие очки.
— Не отрицаю, — невозмутимо отвечает Рашми, но я замечаю, что она задета. Её ногти цвета электрик, как и оправа очков.
Рашми поворачивается ко мне:
— Я живу на два этажа выше, комнате 601. Заходи, если что-нибудь понадобится. Увидимся на завтраке.
Значит, она меня не ненавидит! Или, возможно, она просто больше ненавидит Аманду. Так или иначе, я благодарна и кричу до свидания её удаляющейся фигуре. Она махает рукой и сталкивается с Нейтом у лестницы. Он приближается к нам в своей тихой дружелюбной манере.
— Ложитесь спать, леди?
Аманда сладко улыбается:
— Конечно.
— Вот и славно. Твой первый день прошёл хорошо, Анна?
Так непривычно, что здесь все уже знают твоё имя.
— Да. Спасибо, Нейт.
Он кивает, как будто я сказала что-то стоящее размышления, желает нам спокойной ночи и идёт к парням, которые болтают в другом конце коридора.
Ненавижу, когда он так делает, — жалуется Аманда.
— Что?
— Нянчится с нами. Придурок.
Дверь ванной открывается, и крошечный рыжик проскакивает мимо Аманды, которая стоит словно Королева Порога. Девочка, должно быть, одиннадцатиклассница. Не помню, чтобы видела её во время урока английского.
— Боже, тебя там что, прорвало? — спрашивает Аманда. Бледная кожа девушки становится розовой.
— Она просто сходила в туалет, — говорю я.
Аманда скользит по плитке — пушистые фиолетовые тапочки шлёпают по пяткам — и с грохотом захлопывает дверь.
— Думаешь, мне не пофиг, скунсик?

Сноска
1. Дарт Мол - персонаж «Звёздных войн», тёмный владыка ситхов. В киносерии его участие ограничивается «Эпизодом I: Скрытая угроза», в конце которого Дарт Мол был перерублен пополам Оби-Ваном Кеноби.


2. Точнее «Как вода для шоколада» - это название экранизации «Шоколад на крутом кипятке» мексиканской писательницы Лауры Эскивель. Сюжет повествует о несчастной паре, которая не может быть вместе из-за старинной традиции, что младшая дочь не должна выходить замуж, чтобы заботиться о своей матери до конца ее дней. Несчастный возлюбленный женится на старшей сестре девушки, чтобы хоть как-то быть рядом с любимой. Само название «Как вода для шоколада» является мексиканской поговоркой. Я сейчас как вода для шоколада, т.е. нахожусь в точке кипения, еще немного и взорвусь.
3. Библейский пояс — регион в Соединённых Штатах Америки, в котором одним из основных аспектов культуры является евангельский протестантизм. Ядром Библейского пояса традиционно являются Южные штаты.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Алина, Renka

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:26 #8

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65



Одна неделя в школе, и я с головой окунулась в необычное международное обучение.
В программе профессора Коул нет классического Шекспира и Стейнбека, вместо них мы изучаем неанглоязычных писателей. Каждое утро мы обсуждаем «Как вода для шоколада», словно сидим в книжном клубе, а не на скучном обязательном уроке.
Так что с английским всё прекрасно.
С другой стороны, мой учитель французского явно некомпетентен. Как ещё объяснить тот факт, что несмотря на название нашего учебника «Французский, уровень 1», профессор Гиллет настаивает, чтобы мы говорили только на французском? А ещё она обращается ко мне дюжину раз за день. Я никогда не знаю ответа.
Дэйв прозвал её мадам Гильотина. В точку.
Дэйв уже брал этот курс, значит он полезен, но очевидно не настолько, раз парень провалил экзамены. У Дэйва косматые волосы, надутые губы и специфическая комбинация коричневой кожи и веснушек. Несколько девочек влюбились в него без памяти. А ещё мы вместе ходим на историю. Я с одинацетиклассниками, потому что выпускники обычно берут «основы государства», а я уже их изучила. Таким образом, я сижу между Дэйвом и Джошем.
В классе Джош ведёт себя как необщительный тихоня, но стоит только переступить порог, шутить он будет подобно Сент-Клеру. Легко понять, почему они такие хорошие друзья. Мередит говорит, они боготворят друг друга: Джош — за естественную харизму Сент-Клера, тот — за поразительный талант художника. Я редко вижу Джоша без кисти или альбома. Его работы невероятны — толстые смелые штрихи и маленькие изящные детали, — а пальцы всегда в пятнах от чернил.
Но самое значимое отличие в моей новой школе лежит за её пределами. О нем никогда не упомянут в глянцевых брошюрах. Я вот о чем: учёба в школе-интернате — это жизнь в школе. Мне не вырваться. Даже в спальне мои уши раздирает поп-музыка, удары по стиральным машинам и пьяные танцы на лестничной площадке. Мередит утверждает, что всё устаканится, как только пройдёт чувство новизны, но я пальцев не скрещиваю.
Как бы то ни было.
Сегодня пятничный вечер, и в общежитии Ламбер пусто. Мои одноклассники совершают набеги на бары, а я наслаждаюсь тишиной. Если закрыть глаза, можно представить, что я дома. За исключением оперетты. В большинство вечеров в ресторане напротив выступает оперная дива. Для обладательницы такого оглушительного голоса, она на удивление миниатюрная. А ещё она бреет брови и подрисовывает их карандашом. Словно статист из «Шоу ужасов Рокки Хоррора1».
Когда раздаётся звонок от Бридж, я сижу на своей уютной миникровати и смотрю «Академию Рашмор». Этот полнометражный фильм Уэса Андерсона. Уэс удивителен, истинный режиссёр, вовлечённый во все аспекты съёмок, с фирменным стилем, узнаваемым в каждом кадре — тоскливом и причудливом, серьёзном и тёмном. «Академия Рашмор» — один из моих любимейших фильмов. Он о подростке Максе Фишере, который увлёкся столь многими вещами, что его решили отчислить из частной школы. Какой стала бы жизнь, если бы я была также увлечена США, как Макс — Академией Рашмор? Для начала я бы не сидела одиноко в своей спальне, намазавшись кремом от прыщей.
— Ан-н-н-я-я-я, — раздаётся крик Бридж. — Я и-и-их ненавижу-у-у.
Значит, главной её не назначили. Тупо, ведь все знают, что она самая талантливая барабанщица в школе. Преподаватель отдал место Кевину Куиггли, так как решил, что парни не будут относиться к Бридж как к лидеру… потому что она девочка.
Да, теперь точно не будут. Придурок.
Теперь Бридж ненавидит группу, преподавателя и болвана Кевина с гипертрофированным эго.
— Постой, — говорю я. — Скоро ты станешь новой Меган Уайт или Шейлой Е., и Кевин Куиггли будет хвастаться, что знал тебя когда-то. А затем он придёт к тебе на какое-нибудь крупное шоу, ожидая специального обращения и прохода за кулисы, а ты пройдёшь мимо него, даже не оглянувшись.
Я слышу измученную улыбку в её голосе.
— Ну почему ты уехала, Банана?
— Потому что отец какашка.
— Причём сплошная.
Мы болтаем до трёх ночи, и поэтому я просыпаюсь только в начале второй половины дня. С трудом встаю с кровати, чтобы одеться и успеть до закрытия кафетерия. По выходным он открыт только на поздний завтрак. В кафетерии тихо, но Рашми, Джош и Сент-Клер сидят на прежнем месте.
На плечи наваливается тяжесть. Всю неделю они дразнили меня за то, что я избегала сделать заказ. Я придумывала дурацкие оправдания («У меня аллергия на говядину», «Нет ничего вкуснее хлеба», «Равиоли не такие уж вкусные»), но нельзя же вечно убегать. За прилавком снова месье Бутен. Хватаю поднос и глубоко вздыхаю.
— Бонжур, мм... сопа? Силь ву пле?
«Привет» и «пожалуйста». Сначала я выучила вежливые фразы в надежде, что французы простят мне такое издевательство над их красивым языком. Указываю на чан с оранжево-красным супом. Мускатная тыква, кажется. Запах необычен, как шалфей и осень. Сейчас начало сентября, и погода все ещё тёплая. Интересно, когда в Париже начинается настоящая слякоть?
— Ах! Суп, — мягко поправляет месье Бутен.
— Си, суп. То есть ви. Ви! — Щёки горят. — И, гм, м-м-м… курино-салатная зелено-фасолевая штукенция?
Месье Бутен смеётся. Радостно, словно трясётся желе, раскатисто, как Санта-Клаус.
— Цыплёнок и харикос вэрс, ви. Ви мошете говорить со мной по-онглийски. Я понимать тябя очень хорошо.
Румянец становится ярче. Конечно, он говорит на английском в американской школе. А я жевала эти чёртовы груши и багеты пять дней.
Бутен вручает мне миску супа и маленькую тарелку салата-оливье с курицей, и мой живот урчит при виде горячей еды.
— Мерси, — говорю я.
— Дё рьэн. Пошалуста. И прошю не бегайте от меня! — Он кладёт руку на грудь, как будто убитый горем. Я улыбаюсь и качаю головой. Я справилась. Я справилась. Я спра…
— ТАК ОКАЗЫВАЕТСЯ НЕ ВСЕ ТАК УЖАСНО, АННА? — кричит Сент-Клер через весь кафетерий.
Я оборачиваюсь и показываю ему опущенный палец, надеясь, что месье Бутен этого не заметит. Сент-Клер усмехается и показывает британскую версию — викторию. Месье Бутен дружелюбно восклицает: «Ах ты!». Я оплачиваю еду и занимаю место рядом с Сент-Клером.
— Спасибо. А то я забыла, как посылать по-английски. Следующий раз не ошибусь.
— На здоровье. Всегда рад научить.
Он одет в тоже, что и вчера: джинсы и дешёвую футболку с силуэтом Наполеона. Когда я спросила его о рисунке, он сказал, что Наполеон был его героем.
— Не потому что он добрый малый, заметь. Он был гадом. Но крутым гадом, как и я.
Интересно, спал ли он с Элли. Наверное, поэтому не переоделся. Он ездит на метро в её колледж каждый вечер, и они там зависают. Рашми и Мер решили, что, возможно, Элли считает, что теперь слишком для них хороша.
— Знаешь, Анна, — говорит Рашми, — большинство парижан понимает английский. Не надо так стесняться.
Да. Спасибо за своевременное указание.
Джош кладёт руки за голову и откидывается на стуле. Рукав рубашки задирается и показывает татуировку — череп и скрещённые кости — на предплечье правой руки. По толстым штрихам можно судить, что это дизайн Джоша. Чёрные чернила контрастируют с бледной кожей. Крутая татушка, хотя выглядит комично на его длинной, тощей руке.
— Святая правда, — говорит он. — Я едва выговариваю слово, и всё прокатывает.
— Тут нечем хвастать.
Рашми морщит нос, и Джош наклоняется поцеловать её.
— Боже Всемогущий, опять.
Сент-Клер чешет голову и отводит взгляд.
— У них всегда всё так запущенно? — спрашиваю я шёпотом.
— Нет. В прошлом году было ещё хуже.
— Ой! Они уже так долго?
— Эм, с прошлой зимы?
— Это большой срок.
Сент-Клер пожимает плечами, и я делаю паузу, спрашивая себя, хочу ли я узнать ответ на свой следующий вопрос. Вероятно, нет, но я всё равно его задаю.
— Сколько времени ты встречаешься с Элли?
Сент-Клер задумывается на мгновение.
— Кажется, почти год.
Он делает глоток кофе — кажется, его здесь все пьют — и опускает чашку на стол с таким грохотом, что Рашми и Джош подпрыгивают от испуга.
— Ой, простите, — отзывается он. — Я вам помешал?
Он поворачивается ко мне и распахивает свои карие глаза в раздражении. Я втягиваю воздух. Он красив даже в гневе и не идёт ни в какое сравнение с Тофом. Сент-Клер обладает совершенно иным типом привлекательности. Он существо с другой планеты.
— Меняем тему. — Он указывает на меня пальцем. — Я думал, у южных красавиц южные акценты.
Качаю головой.
— Только когда я говорю с мамой. Тогда он проскальзывает, потому что она говорит с акцентом. Но у большинства атлантцев акцента нет. Урбанизация. Тем не менее, мы часто используем негритянский жаргон, — добавляю я в шутку.
— Канещно, — отвечает Сент-Клер на своём вежливом английском акценте.
Я выплёвываю оранжево-красный суп. Сент-Клер удивлённо смеётся, и я смеюсь в ответ до колик в животе.
Сент-Клер вручает мне салфетку, чтобы вытереть подбородок.
— Канещно, — торжественно повторяет он.
Кашель, кашель.
— Пожалуйста, всегда так говори. Это так… — я задыхаюсь, — Круто.
— Вот не стоило тебе так отвечать. Теперь придётся приберечь акцент для особых случаев.
— У меня день рождения в феврале. — Кашель переходит в хрип. — Пожалуйста, не забудь.
— А мой вчера был, — отвечает Сент-Клер.
— Нет.
— Да.
Он вытирает остатки супа со стола. Я пытаюсь отобрать у него салфетки, но он не принимает помощь.
— Это правда, — говорит Джош. — Приятель, я забыл. С прошедшим днём рождения.
— Ты же не серьёзно? Почему ты ничего не сказал?
— Я серьёзно. Вчера был мой восемнадцатый день рождения. — Он пожимает плечами и бросает салфетки на пустой поднос. — Мои родственники не пекут пирогов и не надевают праздничных колпаков.
— Но у каждого на дне рождении должен быть торт, — отвечаю я. — Таково правило. Это ведь лучшая часть в дне рождении.
Я вспоминаю, как прошлым летом мы вместе с мамой и Бридж испекли пирог в стиле Звёздных войн для Шонни. В форме лимонно-зелёной головы мастера Йоды. Бридж даже купила сахарную вату для волос.
— Вот поэтому я ничего не сказал.
— Но ты ведь сделал что-то особенное вчера вечером? Вы с Элли куда-нибудь сходили?
Он поднимает свой кофе и ставит обратно на стол, не сделав и глотка.
— В моем дне рождении нет ничего особенного. И меня это полностью устраивает. Клянусь, не нужны мне торты.
— Хорошо, хорошо. Прекрасно. — Я примирительно поднимаю руки. — Я не буду поздравлять тебя с днём рождения. Или с прошедшей пятницей.
— О, с пятницей можешь и поздравить. — Он снова улыбается. — Не имею ничего против.
— Говоря о пятнице, — вмешивается Рашми. — Почему ты вчера весь вечер просидела в комнате?
— Я болтала. С подругой. Бриджет.
Все трое посмотрели на меня, ожидая дальнейшего объяснения.
— По телефону.
— Но ты ведь выходила куда-нибудь на этой неделе? — спрашивает Сент-Клер. — Покидала кампус?
— Конечно.
Но не по собственному желанию. Нужно же было как-то добираться до других частей университетского городка.
Сент-Клер поднимает брови.
— Ты лгушка.
— Давайте всё проясним. — Джош складывает руки в молитвенной позе. У него тонкие пальцы, а на указательном чернеет пятно. — Ты живёшь в Париже уже неделю и ещё не видела город? Хотя бы часть?
— Я гуляла с родителями в прошлые выходные. Видела Эйфелеву башню.
С расстояния.
— С родителями, блестяще. И какие планы у тебя на сегодняшний вечер? — интересуется Сент-Клер. — Сходить в прачечную? Почистить душ?
— Эй! Недооценивай важность гигиены.
Рашми морщит лоб.
— И где ты поешь? Кафетерий будет закрыт.
Её беспокойство трогает меня, но я замечаю, что она не приглашает меня присоединиться к ней и Джошу. Не то чтобы я хотела пойти с ними. Что касается обеда, то я запланировала круиз к торговому автомату в общежитии. Выбор там негустой, но я могу заставить автомат работать.
— Так я и думал, — отвечает Сент-Клер на моё молчание. Он качает головой. Сегодня его тёмные неряшливые волосы завились в несколько локонов. От них захватывает дух, на самом деле. Если бы проходили Олимпийские игры по волосам, то Сент-Клер побил бы всех вчистую. Одни десятки. Золотая медаль.
Пожимаю плечами.
— Прошла только неделя. Не делайте из мухи слона.
— Давай пройдёмся по фактам ещё раз, — говорит Джош. — Это твои первые выходные вне дома?
— Да.
— Первые выходные без родительского надзора?
— Да.
— Первые выходные без родительского надзора в Париже?! И ты хочешь провести их в спальне? Одна?
Он и Рашми обмениваются жалостливыми взглядами. Я перевожу взгляд на Сент-Клера за помощью и нахожу, что он пялится на меня, чуть наклонив голову.
— Что? — с раздражением спрашиваю я. — Суп на подбородке? Зелёная фасоль между зубами?
Сент-Клер улыбается сам себе.
— Мне нравится твоя полоска, — отвечает он наконец. Он протягивает руку и слегка её касается. — У тебя чудесные волосы.


Сноска.
1. Фильм-пародия на каноны научной фантастки и ужастиков.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Алина

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:27 #9

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65



Тусовщики оставили общежитие. Я обновляю свой веб-сайт и жую (точнее пытаюсь) закуски из торгового автомата: батончик баунти, который на вкус ни чем не отличается от маундс, и пакетик чёрствого мадлен, печенья в форме ракушки, от которого хочется пить. Вместе они подняли уровень сахара в моей крови до рабочего состояния.
Так как у меня нет новых фильмов на рецензии для «Киноманки» (я отрезана от самого хорошего, чистого и чудесного, что есть в Америке — кинематографа), я вожусь с планом сайта. Создаю новый баннер. Редактирую старый обзор. Вечером Бридж присылает электронку:


Вчера вечером ходила в кино с Мэттом и Черри М (м от мишурной). И угадай что? Тоф спросил о тебе!!! Я ответила, что у тебя всё хорошо, но ты С НЕТЕРПЕНИЕМ ждёшь каникул в декабре. Думаю, он понял намёк. Мы с минуту поговорили о его группе (всё ещё никаких выступлений, конечно), но Мэтт всё время корчил гримасы, так что пришлось уйти. Ты же знаешь, какого он мнения о Тофе. О! И Черри попыталась уговорить нас пойти на последнюю слезовыжималку твоего отца. Я ЗНАЮ.
Поганка, возвращайся домой.
Бридж



Мишурной. Эффектно привлекательный, но дешёвый или неискренний. Да! Это про Черри. Я только надеюсь, что Бридж не сильно навязывалась, несмотря на моё желание получить письмо от Тофа. И не могу поверить, что Мэтт все ещё так странно себя ведёт, хотя мы больше не встречаемся. Тоф всем нравится. Ну, иногда он раздражает менеджеров, но потому что склонен забывать рабочий график, а затем сообщать по телефону, что заболел.
Я перечитываю письмо, надеясь на появление слов: «Тоф говорит, что безумно любит тебя и будет ждать целую вечность». Размечталась.
Просматриваю любимую доску объявлений, чтобы узнать мнение народа о новом фильме отца. Рецензии на «Решение» не особо радужные, хотя фильм гребёт деньги лопатой. Один постоянный пользователь, clockworkorange88, написал: «Фильм отсосал… грязные яйца. Будто я пробежал в июле милю в кожаных штанах».
Звучит правдиво.
Через какое-то время я начинаю скучать и забиваю в поиск «Как Вода для шоколада». Хочу удостовериться, что всё прочитала перед написанием эссе. Конечно, у меня не две недели, но ещё достаточно времени. К примеру, вся ночь.
Бла-бла-бла. Ничего интересного. И только я собираюсь перепроверить электронку, как на глаза попадается следующие строчки:
На протяжении всего романа жар выступает символом сексуального желания. Тита контролирует огонь на кухне, но огонь в её теле — сила чувств и разрушений.
— Анна? — Кто-то стучит в дверь, и я подпрыгиваю на месте.
Нет. Не кто-то. Сент-Клер.
На мне поношенная футболка с жёлто-коричневым логотипом коровы и ярко-розовые фланелевые пижамные штаны с рисунком в виде гигантской клубнички. Никакого лифчика.
— Анна, я знаю, что ты здесь. У тебя свет горит.
— Подожди минутку! — кричу я. — Я сейчас.
Хватаю чёрную толстовку и застёгиваю её до морды коровы прежде, чем резко дёрнуть дверь.
— Привет-прости-за-ожидание. Заходи.
Распахиваю дверь, но Сент-Клер замирает на секунду, просто уставившись на меня. Не могу прочитать выражение его лица. Затем оно расплывается в озорной улыбке, и он заходит внутрь.
— Милая клубничка.
— Заткнись.
— Нет, правда. Очень симпатичная.
И хоть под этим «мило» он не имеет в виду «я хочу бросить свою девушку и начать встречаться с тобой», во мне вспыхивает искра. «Сила чувств и разрушения», так хорошо знакомая Тите де ла Гарза. Сент-Клер стоит в центре моей комнаты и начинает чесать затылок, футболка задирается на одной стороне, выставляя часть голого живота.
Вших! В моем сердце загорается огонь.
— У тебя так... э... чисто, — отмечает Сент-Клер.
Ш-ш-ш. Огонь погашен.
—— Правда?
Знаю, у меня опрятная комната, но я ещё даже не купила хорошее средство для мытья окон. Кто бы ни чистил моё окно последним, он не имел ни малейшего понятия о существовании чистящего средства «Виндекс». Нужно только распылять немного за раз. Большинство людей распыляет слишком много, и раствор затекает в углы, которые потом трудно высушить, не оставляя полос или ворсинок…
— Ага. Аж мурашки по коже.
Сент-Клер оглядывает комнату, беря вещи и рассматривая их, как я у Мередит. Он пристально изучает коллекцию бананов и статуэток слонов, выстроенных в ряд на комоде. Берет стеклянного слоника и морщит лоб.
— Это моё прозвище.
— Слон? — Он качает головой. — Прости, я не врубился.
— Анна Олифант. Банановый Слон. Моя подруга собирает их для меня, а я собираю игрушечные мосты и бутерброды для неё. Её имя — Бриджет Сондервик, — добавляю я.
Сент-Клер ставит слона на место и подходит к столу.
— Значит, все могут величать тебя слоном?
— Банановым Слоном. И нет. Определённо нет.
— Прости. Но не за слона.
— Что? Почему?
— Ты поправляешь всё, чего я касаюсь. — Он кивает на мои руки, которые поправляют слона. — Невежливо с моей стороны вот так заходить и трогать твои вещи.
— О, всё нормально, — тараторю я, отпуская фигурку. — У меня можешь касаться всего, что хочешь.
Сент-Клер замирает. Его лицо принимает забавный вид прежде, чем я осознаю, что только что ляпнула. Я имела в виду совсем другое.
Не то чтобы я против…
Но мне нравится Тоф, а у Сент-Клера есть девушка. И даже если бы всё было по-иному, ещё есть Мер. Я никогда не отобью у неё парня, после того как она была так добра со мной в первый день. И во второй. И во все дни на этой неделе.
Кроме того, Сент-Клер просто привлекательный парень. Зачем гнать волну? Улицы Европы ведь кишат красавчиками, правильно? Ухоженными парнями с аккуратными стрижками и в элегантных пальто. Не то чтобы я нашла даже отдалённо такого же красивого как месье Этьен Сент-Клер, но всё же.
Он отворачивает от меня лицо. Это моё воображение или он смутился? Но почему он смутился? Это у меня идиотская улыбка.
— Это твой парень?
Он указывает на обои моего ноутбука — дружескую фотографию с коллегами. Мы её сделали перед полуночной премьерой экранизации одного фэнтезийного романа. Большинство из нас были одеты как эльфы или волшебники.
— Который с закрытыми глазами?
— ЧЕГО?
Он думает, что я встречаюсь с парнем а-ля Геркулес?
Геркулес — помощник управляющего. Он на десять лет меня старше, и, да, это его настоящее имя. Но он весьма мил, настоящий гуру японских ужастиков, и забирает волосы в конский хвост.
Конский хвост.
— Анна, я шучу. Этот. С бакенбардами. — Он указывает на Тофа, причину, по которой я так люблю эту фотографию. Наши головы повёрнуты друг другу, и мы заговорщески улыбаемся, как будто разделили личную шутку.
— О. М-м-м... нет. Не совсем. То есть, Тоф почти мой парень. Я уехала прежде... — затихаю от смущения, — прежде чем начались серьёзные отношения.
Сент-Клер не отвечает. После неловкого молчания он прячет руки в карманы и раскачивается на пятках.
— Предусмотрели всё.
— Что?
Я поражена.
— Ту пурвар.
Он указывает подбородком на подушку на моей кровати. Слова вышиты над изображением единорога. Это подарок моих бабушки и дедушки, девиз и герб клана Олифант. Давным-давно мой дедушка переехал в Америку, чтобы жениться на бабушке, но он все ещё предан Шотландии. Он всегда покупает нам с Шонни вещи в цвете фамильного пледа (сине-зелёный фон с чёрными и белыми линиями). Например, моё покрывало.
— Да, я знаю, что это значит. Но откуда ты узнал?
— Ту пурвар. Это на французском.
Превосходно. Девиз клана Олифант, который сверлил мою голову с самого младенчества, оказывается, написан на ФРАНЦУЗСКОМ, а я даже не знала. Спасибо, дедушка. Как будто я уже не похожа на идиотку. Но откуда мне знать, что шотландский девиз будет на французском? Я думала, шотландцы ненавидели Францию. Или это были англичане?
Блин, не знаю. Я всегда считала, что он на латыни или другом мёртвом языке.
— Твой брат?
Сент-Клер указывает на единственную фотографию, которую я повесила над кроватью. Шонни улыбается на камеру и указывает на одну из черепах, которые тянут шею и угрожают оттяпать палец. Мама проводит исследование на тему репродуктивных привычек каймановых черепах и посещает их выводок на реке Чаттахучи несколько раз в месяц. Мой брат любит ходить с нею, в то время как я предпочитаю безопасность нашего дома. Каймановые черепахи — противные.
— Да. Это Шон.
— Маленький ирландец в семье с шотландскими одеялами.
Я улыбаюсь.
— Это больная тема. Мама влюбилась в имя, но дедушка — отец моего отца — фактически хватил Кондратия, когда он услышал эту новость. Он-то болел за Малкольма, Эвана или Дугала.
Сент-Клер смеётся.
— Сколько ему?
— Семь. Уже во втором.
— У вас большая разница в возрасте.
— Либо он был ребёнком по залёту, либо последней попыткой спасти брак. Мне никогда не хватало дерзости спросить, что именно.
Ничего себе. Не могу поверить, что вот так это выболтала.
Сент-Клер садится на край кровати.
— Твои родители разведены?
Я зависаю над стулом, потому что не могу сесть рядом с Сент-Клером на кровати. Возможно, когда я привыкну к его присутствию, то смогу совершить «подвиг». Но не сейчас.
— Да. Папа ушёл через шесть месяцев после рождения Шона.
— Мне жаль. — И я могу судить, что это действительно так. — Мои живут раздельно.
Дрожу и прячу ладони под мышками.
— Тогда мне тоже жаль. Такое врагу не пожелаешь.
— Всё нормально. Мой отец — ублюдок.
— Мой тоже. То есть, очевидно, что это так, если он бросил нас, когда Шонни был ещё младенцем. А он бросил. Также по его вине я застряла здесь. В Париже.
— Я знаю.
Откуда?
— Мер сказала. Но гарантирую, мой отец куда хуже. К сожалению, он в Париже, в то время как мама одна, за тысячу миль отсюда.
— Твой папа живёт здесь?
Я удивлена. Знаю, что его папа француз, но не могу представить, чтобы родитель отправил своё чадо в школу-интернат, когда они живут в одном городе. Это бессмысленно.
— Он владеет картинной галереей в городе и ещё одной в Лондоне. Всё своё время он тратит на них.
— Как часто ты его видишь?
— Никогда, да и я сам стараюсь с ним не встречаться.
Сент-Клер становится угрюмым, и тут до меня доходит, что я понятия не имею, зачем он пришёл, так что я прямо спрашиваю его об этом.
— Я разве не сказал? — выпрямляется он. — О! Ясно. Я прекрасно понимаю, что если кто-нибудь не придёт и фактически не вытащит тебя отсюда, ты сама на улицу никогда не выйдешь. Так что мы идём гулять.
В животе взбалтывается странная смесь бабочек и пузырьков.
— Сегодня?
— Сегодня.
— Ясно. — Я делаю паузу. — А Элли?
Сент-Клер падает на кровать.
— Планы сорвались, — отвечает он, так неопределённо жестикулируя рукой, что я не решаюсь расспрашивать дальше.
Указываю на пижаму.
— Я не одета.
— Да ладно, Анна. Неужели ты снова хочешь проходить через старое?
Одариваю его подозрительным взглядом, и мне в голову прилетает подушка с единорогом. Кидаю её обратно, и Сент-Клер усмехается, спрыгивает с кровати и бьёт с полной силой. Я пытаюсь схватить её, но безуспешно. Достав меня ещё два раза, Сент-Клер позволяет отобрать «оружие». Он сгибается пополам от смеха, и я бью его по спине. Он пытается отобрать подушку, но я не сдаюсь, и мы тянем её на себя, пока он не отпускает. Я падаю на кровать. Голова кружится, на лице выступил пот.
Сент-Клер плюхается около меня, едва переводя дух. Он лежит настолько близко, что его волосы щекочут мою щёку. Наши ладони почти соприкасаются. Почти. Я пытаюсь выдохнуть, но больше не знаю, как дышать. И затем я вспоминаю, что не надела лифчик…и во мне просыпается параноик.
— Хорошо, — задыхается Сент-Клер. — Вот — вздох, вздох — план.
Я не хочу испытывать к нему чувств. Не желаю всё усложнять. Я хочу быть ему лишь другом, а не ещё одной глупой девчонкой и питать несбыточные надежды. Заставляю себя встать. Мои волосы торчат во все стороны после боя, так что я беру резинку с комода, чтобы убрать их в хвост.
— Надень нормальные штаны. И я покажу тебе Париж.
— Вот так? Таков план?
— Типа того.
— Ничего себе. «Типа того». До чего мы докатились.
Сент-Клер бурчит и бросает в меня подушку. Раздаётся телефонный звонок. Наверное, мама; на этой неделе она звонила каждый вечер. Я хватаю сотовый со стола и собираюсь сбросить звонок, как высвечивается имя. Сердце останавливается.
Тоф.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Алина

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 22 Нояб 2013 18:35 #10

  • Cerera
  • Cerera аватар
  • Не в сети
  • Администратор
  • Сообщений: 2074
  • Спасибо получено: 2151
  • Репутация: 65
So-chan:

Сегодняшний день не обещал ничего страшного, пока я не глянула в календарь. День взятия Бастилии!!! Лучшей день для начала "французского" романа. Надеюсь вы не против?
Для сомневающихся "читать или не читать" советую рецензии с LiveLib. Очень хорошо написаны

И два фанатских трейлера. Неплохо передают атмосферу:





xangelll:
ДА, трудна жизнь современной молодежи... папа решает проблемы своих амбиций, мама папе не перечит, чужая страна, чужой город... Но какое счастье, что существуют красивые парни, от вида которых захватывает дух и отшибает память!! So-Chan, ты большая молодец, спасибо тебе за твой энтузиазм и усердие! Будем читать наслаждаться новой книгой!



So-chan:
Спасибо, xangelll, за такой развернутый пост))) Я, как всегда, взялась за сложное дело - раскрутку нового автора. Надеюсь, со временем читатели будут подтягиваться, и им понравится эта милая история.



xangelll:
хотелось бы взглянуть на эти 20 томов энциклопедического талмута!!! Да уж, "каллипига" - я такого слова ни разу не встречала, подойду вечером к мужу, схвачу его и скажу:"вот это каллипига!" девочки, потом расскажу о его реакции
спасибо, So-chan, за продолжение! а прядка у Анны, я так понимаю белая, раз сравнила эта придурашная со скунсом?



So-chan:
Я сама такого слова не знала Самое забавное, что это название античной статую Венеры. В Википедии можно даже полюбоваться на этот... зад.
А прядка, да светлая, обесцвеченная.



xangelll:
Ну почему телефон высегда звонят так невовремя?!!!! Хочу сказать Анна так интересно размышляет, что хочется согласиться с утверждением "женщины и мужчины с разных планет" (не дословно, но как-то так) ЖДем продолжения!
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 11 Дек 2013 13:13 #11

  • So-chan
  • So-chan аватар
  • Не в сети
  • Переводчик, Редактор
  • Сообщений: 2202
  • Спасибо получено: 4499
  • Репутация: 130
* ночные прогулки по Парижу, сцены ревности и кино... Все только у нас))) В продолжении "Анны и французского поцелуя"*



— Надеюсь, ты не забываешь носить берет, — приветствует меня Тоф.
Я уже смеюсь. Он позвонил! Тоф позвонил!
— Ещё нет. — Я меряю шагами свою комнатушку. — Если хочешь, я и тебе привезу. Вышьешь инициалы и будешь носить вместо бейджа.
— Введу берет в моду, — с усмешкой в голосе произносит он.
— Берет никто не может ввести в моду. Даже ты.
Сент-Клер всё ещё лежит на моей кровати. Он подпёр голову рукой, чтобы наблюдать за мной. Я улыбаюсь и указываю на картинку в ноутбуке. «Тоф» беззвучно произношу я.
Сент-Клер качает головой.
«Бакенбарды».
Ах, он беззвучно шепчет мне в ответ.
— Вчера приходила твоя сестра.
Тоф всегда говорит о Бридж как о моей сестре. Мы одного роста и стройного телосложения, и волосы у нас длинные, прямые как палки, только Бридж блондинка, а я русая. И так как мы всегда вместе, то говорим одинаково. Хотя Бридж использует слова подлиннее. И её ладони огрубели от игры на барабанах. И у меня щёлочка между зубами, а у неё скобы. Другими словами, она похожа на меня, но симпатичнее, умнее и талантливее.
— Я не знал, что она барабанщица, — удивляется Тоф. — А она хороша?
— Лучшая в своём деле.
— Ты так говоришь, потому что она твоя подруга, или она действительно ничего?
— Она лучшая, — повторяю я и краем глаза отмечаю, что Сент-Клер разглядывает часы на комоде.
— Мой барабанщик оставил судно. Думаешь, она заинтересуется?
Прошлым летом Тоф создал панк-группу «Ужасы по дешёвке». С тех пор коллектив пережил большую текучку и ссоры из-за песен, вот только настоящих выступлений не было. А плохо. Уверена, Тоф хорош с гитарой в руках.
— Честно, думаю, она согласится. Придурочный учитель по музыке не назначил её лидером секции, и ей нужно выпустить пар.
Диктую номер. Тоф его повторяет, а Сент-Клер указывает на воображаемые наручные часы. Сейчас только девять, так что я не понимаю, чего он так спешит. Даже я знаю, что в такое время вечер в Париже только начинается.
Он громко откашливается.
— Эй, прости. Мне нужно идти, — говорю я.
— Ты не одна?
— М-м-м, да. С другом. Мы сегодня вместе гуляем.
Ту-дум.
—— С другом?
— Он просто друг. — Поворачиваюсь спиной к Сент-Клеру. — У него есть девушка.
Зажмуриваюсь. Надо ли было это говорить?
— Значит, ты не забыла о нас? Я имею в виду... — он осекается, — Нас, здесь, в Атланте? Ты не променяла нас на какого-то француза и вернёшься?
Моё сердце поет от радости.
— Конечно, нет. Я вернусь на Рождество.
— Хорошо. Хорошо, Аннабель Ли1. Так или иначе, меня ждёт работа. Кажется, Геркулес злится, что я не закрыл дверь. Чао.
— Вообще то, — говорю я, — Оревуар.
— Неважно.
Он смеётся, и мы вешаем трубку.
Сент-Клер встаёт с кровати.
— Ревнивый бойфренд?
— Я же говорила. Он мне не бойфренд.
— Но он тебе нравится.
Краснею.
— Признаю... да.
Лицо Сент-Клера непроницаемо. Возможно, он раздражён.
Он кивает на дверь.
— Ты всё ещё хочешь выйти?
— Что? — Я смущена. — Да, конечно. Только я сначала переоденусь.
И я выпроваживаю Сент-Клера из комнаты.

Пять минут спустя мы идём на север. Я надела любимую рубашку, милую поношенку, подчёркивающую тело в нужных местах, джинсы и чёрные парусиновые кроссовки. Я знаю, что кроссовки это не очень-то по-французски — надо было выбрать остроносые ботинки или высоченные каблуки — но, по крайней мере, они не белые. А о белых кроссовках говорят правду. Их носят только американские туристы; эти большие уродливые бутсы созданы для того, чтобы косить траву или красить дом.
Ночь чудесна. Париж переливается жёлто-зелено-оранжевыми огнями. Тёплый воздух разносит весёлую болтовню прохожих и звон бокалов в ресторанах. Сент-Клер оживляет прогулку и описывает самые ужасные подробности биографии Распутина, которую он закончил сегодня днём.
— И вот на обеде другие русские дают ему дозу цианида, которая способна уложить пять взрослых мужчин, и что? Ничего не происходит, поэтому запасной план — ему стреляют в спину с револьвера. Но он все равно жив. Фактически, у Распутина хватает сил, чтобы попытаться задушить убийцу, и в него стреляют ещё три раза. И ему все ещё хватает сил встать! Поэтому его бьют до кровавого месива, заворачивают в простыню и бросают в ледяную реку. Но ты только послушай…
Его глаза сияют. Такой же взгляд я вижу, когда мама рассказывает о черепахах, а Бридж — о тарелках.
— Во время вскрытия обнаружили, что фактической причиной смерти стала гипотермия. Его убила река! Не яд, пули или кулаки, а мать-природа. Так ещё и руки его были заморожены в вертикальном положении, а значит он пытался выбраться из-подо льда.
— Что? Нет...
Перед табличкой магазина с выгравированными золотыми буквами фотографируются немецкие туристы. Мы быстро пробегаем мимо, чтобы не испортить кадр.
— Но это ещё не всё, — продолжает Сент-Клер. — Когда его тело кремировали, он сел. Нет, правда! Видимо, товарищ, который готовил тело, забыл разрезать сухожилия, и они сжались, когда труп загорелся…
Я одобрительно киваю.
— Гадость, но круто. Продолжай.
— …тело и ноги согнулись, но всё же… — Сент-Клер торжествующе улыбается, — Все сошли с ума, когда это увидели2.
— И кто утверждает, что история скучная?
Я улыбаюсь в ответ, и всё прекрасно. Почти. Поскольку в этот момент мы пересекаем порог США, и теперь я дальше от школы, чем когда-либо. Моя улыбка дрожит, и я возвращаюсь к своему естественному состоянию, нервозному и странному.
— Знаешь что, спасибо. Остальные всегда перебивают меня прежде… — Он замечает изменение в моем поведении и останавливается. — С тобой всё хорошо?
— Нормально.
— Да? Тебя когда-нибудь говорили, что ты ужасная лгунья? Ужасная. Худшая из всех.
— Просто… — я колеблюсь из-за смущения.
— Да-а-а?
— Париж такой... чужой. — Я борюсь за правильное слово. — Пугающий.
— Неа, — тут же отмахивается Сент-Клер.
— Тебе легко говорить.
Мы обходим величественного джентльмена, который наклонился взять на руки свою собачку, бассет-хаунда с отвисшим животом. Дедушка предупредил меня, что на тротуарах Парижа полно собачьих «мин», но до сих пор они мне не попадались.
— Ты знаком с Парижем всю свою жизнь, — продолжаю я. — Свободно говоришь на французском, одеваешься как европеец...
— Что, прости?
— Ну, ты знаешь. Хорошая одежда, хорошая обувь.
Он поднимает левую ногу, обутую во что-то потёртое и громоздкое.
— Типо этого?
— Ну, нет. Но ты не ходишь в кроссовках. А я белая ворона. Не говорю на французском языке, боюсь метро и должна, вероятно, ходить на каблуках, но я ненавижу каблуки…
— Я рад, что ты не ходишь на каблуках, — прерывает меня Сент-Клер. — Тогда ты была бы выше меня.
— А я и так выше.
— Едва.
— Пожалуйста. У нас три дюйма разницы. И ты в ботинках.
Он толкает меня плечом, и я выдавливаю из себя улыбку.
— Расслабься, — говорит он. — Ты со мной. Я фактически француз.
— Ты англичанин.
Он усмехается.
— Я американец.
— Американец с английским акцентом. Двойной повод для французской ненависти?
Сент-Клер закатывает глаза.
— Прекрати слушать стереотипы и начни формировать свои собственные мнения.
— Я не стереотипирую.
— Правда? Тогда, пожалуйста, просвети меня. — Он указывает на ноги девочки, идущей перед нами. Она треплется на французском по сотовому. — Что это на ней?
— Кроссовки, — бормочу я.
— Как интересно. А те джентльмены на той стороне тротуара. Может, объяснишь, что это у левого? Что за специфические изобретения привязаны к его ногам?
Естественно, кроссовки.
— Но, эй! Видишь того парня? — Я киваю на мужчину в джинсовых шортах и футболке с надписью «Будвайзер». — Только мне очевидно?
Сент-Клер искоса смотрит на незнакомца.
— Очевидно, что? Облысение? Избыточный вес? Отсутствие вкуса?
— Он американец.
Сент-Клер мелодраматически вздыхает.
— Честно, Анна. Ты должна это перебороть.
— Я просто не хочу никого оскорблять. Я слышала, французы очень обидчивые.
— Сейчас ты никого не оскорбляешь, кроме меня.
— Что насчёт неё?
Я указываю на женщину средних лет в шортах хаки, с фотоаппаратом на поясе и в трикотажном топе со звёздами и полосами. Она отчаянно спорит с мужчиной в панаме. Вероятно, с мужем.
— Абсолютно оскорбительно.
— Разве я не настолько же бросаюсь в глаза?
— Учитывая, что на ней американский флаг, я рискну ответить нет. — Он кусает большой ноготь. — Послушай. Кажется, я знаю, как решить твою проблему, но ты должна подождать. Просто обещай, что больше не будешь просить меня сравнить тебя с пятидесятилетними женщинами, и я обо всем позабочусь.
— Как? С чем? С французским паспортом?
Он фыркает.
— Я не говорил, что сделаю тебя француженкой. — Я открываю рот, чтобы заспорить, но он не даёт мне вставит и слова. — По рукам?
— По рукам, — отвечаю я, чувствуя неловкость. Не люблю сюрпризы. — Но сюрпризу лучше быть хорошим.
— О, он хороший.
И Сент-Клер делает такой самодовольный вид, что так и тянет сказать колкость, но тут я понимаю, что больше не вижу нашу школу.
Не могу поверить. Он полностью отвлёк меня.
Целую минуту я жду проявления болезных симптомов, но вместо них ноги готовы пуститься в пляс, а в животе трепещут бабочки. Я наконец-то рада, что вышла!
— Так куда мы идём? — Я не могу сдержать энтузиазма. — К Сене? Я знаю, она где-то рядом. Будем сидеть на берегу реки?
— Не скажу. Продолжай идти.
Я молчу. Да что со мной? Второй раз за минуту я позволяю ему держать себя в неизвестности.
— Только сначала взгляни на это.
Он хватает мою руку и тянет через улицу. Сердитый скутер клаксует нам вслед, и я смеюсь.
— Постой, что…
И тут у меня перехватывает дыхание.
Мы стоим перед собором. Нет, соборищем! Четыре толстые колонны удерживают готический фасад с внушительными статуями, окнами-розетками и причудливой резьбой. Тоненькая колокольня простирается вверх, в чернильную черноту ночного неба.
— Что это? — шепчу я. — Это известное здание? Я должна его знать?
— Это моя церковь.
— Ты ходишь сюда?
Я удивлена. Сент-Клер не кажется религиозным.
— Нет.
Он кивает на каменную табличку.
— Сент-Этьен-дю-Мон. Эй! Святой Этьенн.
Он улыбается.
— Я всегда считал его немножко своим. Мама приводила меня сюда, когда я был маленьким. Мы брали корзинку для пикника и ели прямо на ступенях. Иногда она брала альбом и рисовала голубей и такси.
— Твоя мать — художница?
— Нет, живописец. Её работа висит в нью-йоркском Музее современного искусства.
Он, кажется, горд, и я вспоминаю слова Мередит про то, что Сент-Клер восхищается Джошем, так как тот очень хорошо рисует. И отец Сент-Клера владеет двумя картинными галереями. И Сент-Клер взял рисование в этом семестре. Я интересуюсь, художник ли он.
Он пожимает плечами.
— Не совсем. Я мечтал бы им быть. Мама не передала мне талант, только художественное чутье. Джош намного лучше. Даже Рашми.
— Ты с нею в хороших отношениях? Со своей матерью?
— Я люблю мамулю, — произносит он с лёгкостью, без следа подросткового смущения.
Мы стоим перед двойными дверями собора и задираем головы всё выше, выше и выше. Я представляю собственную маму, как по вечерам она заносит данные о каймановых черепахах в наш домашний компьютер. Только сейчас в Атланте не ночь. Возможно, она в бакалее. Направляется на реку Чаттахучи. Смотрит «Империя наносит ответный удар» вместе с Шоном. Я понятия не имею, что она делает, и это меня беспокоит.
Наконец Сент-Клер нарушает тишину.
— Идём. Ты ещё столького не видела.
Чем дальше мы идём, тем многолюднее становится Париж. Сент-Клер рассказывает о своей маме, как она готовит блины с шоколадом на обед и кастрюлю пасты с тунцом на завтрак. Как она выкрасила все комнаты квартиры в разные цвета радуги. Как собирает весь почтовый мусор, где неправильно написано её имя. Он ничего не говорит об отце.
Мы проходим мимо ещё одного огромного здания, напоминающего руины средневекового замка.
— Боже, здесь всюду история, — восхищаюсь я. — Что это за место? Мы можем войти?
— Это музей, и конечно. Но не сегодня. Думаю, он закрыт.
— О. Да, конечно.
Я пытаюсь не показать разочарования.
Сент-Клер удивлен.
— Ты прожила здесь только неделю. У нас всё время в мире, чтобы посетить твой музей.
У нас. По какой-то причине у меня всё сжимается внутри. Сент-Клер и я. Я и Сент-Клер.
Скоро мы входим в район, где туристов больше, чем в нашем. Везде шумные рестораны, магазины и отели. Уличные продавцы кричат на английском: «Кускус! Вам нравится кускус?», а дороги столь узки, что автомобили не могут по ним проехать. Мы выходим на середину улицы и протискиваемся через толпу. Словно на карнавале.
— Где мы?
Как бы мне хотелось не задавать столько вопросов.
— Между рю Сен-Мишель3 и рю Сен-Жак.
Я бросаю на него вопросительный взгляд.
— Рю означает «улицу». И мы всё ещё в Латинском квартале.
— Всё ещё? Но мы шли…
— Десять? Пятнадцать минут? — дразнит Сент-Клер.
Хм-м-м. Очевидно, лондонцы или парижане, или к кому бы он себя не причислял, не привыкли чувствовать триумф владельца автомобиля. Я скучаю по своей малютке, хоть у неё и барахлит двигатель. И кондиционера нет. И радио сломано. Я делюсь впечатлениями с Сент-Клером, и он улыбается.
— Ты всё равно не смогла бы на ней ездить. Во Франции права выдают только с восемнадцати лет.
— Ты смог бы меня покатать, — парирую я.
— Нет, не смог бы.
— Ты же говорил мне про день рождения! Так и знала, что ты соврал, никто…
— Я другое имел в виду, — смеётся Сент-Клер. — Я не умею водить.
— Серьёзно? — Рот так и расплывается в злодейской усмешке. — Хочешь сказать, что я умею то, чего не умеешь ты?
Сент-Клер усмехается в ответ.
— Шокирующая информация, не правда ли? Но у меня никогда не было повода. Общественный транспорт в Париже, в Сан-Франциско и в Лондоне идеально достаточен.
— Как ты сказал, идеально достаточен?
— Проехали. — Он снова смеётся. — Эй, ты знаешь, почему квартал называют Латинским?
Я поднимаю бровь.
— Несколько столетий назад студенты Сарбонны — он вот там. — Он указывает в нужном направлении. — Это один из самых старинных университетов в мире. В общем, студентов учились и говорили друг с другом на латыни. Так название и прилипло.
Момент ожидания.
— И всё? Конец истории?
— Да. Боже, ты права. Вот галиматья.
Я обхожу ещё одного агрессивного продавца кускуса.
— Галиматья?
— Мусор. Дерьмо. Фигня.
Галиматья. Милое словечко.
Мы поворачиваем за угол и — вот она! — Сена. Огни города колышутся в ряби воды. Я делаю глубокий вдох. Великолепно. Парочки прогуливаются вдоль набережной, продавцы книг раскладывают грязные картонные коробки с книгами в мягкой обложке и старыми журналами. Мужчина с рыжей бородой играет на гитаре и поёт печальную балладу. Мы слушаем его с минуту, и Сент-Клер бросает несколько евро в чехол для гитары.
И затем, мы снова обращаем наше внимание к реке, и я вижу его.
Нотр-Дам.
Конечно, я знаю его по фотографии. Но если Сен-Этьенн — собор, то он ничто, НИЧТО по сравнению с Нотр-Дамом. Здание похоже на большое судно, плывущее вниз по реке. Массивное. Чудовищное. Впечатляющее. Подсветка собора почему-то напоминает мне о «Дисней Уорлд», но этот собор намного волшебнее, чем что-либо выдуманное Уолтом. Зелёные островки виноградных лоз уходят вниз по стенам прямо в воду, завершая сказку.
Медленно выдыхаю:
— Красота.
Сент-Клер наблюдает за мной.
— В жизни не видела ничего подобного.
Я не знаю, что больше сказать.
Мы должны пересечь мост, чтобы добраться до него. Никогда не обращала внимания, что Нотр-Дам стоит на острове. Сент-Клер говорит мне, что мы идём к Лиль де ля Сите, Острову Сите́, и это самый старинный район во всем Париже. Внизу мерцает глубокая зелёная Сена, под мостом скользит длинный, переливающийся разноцветными огнями корабль. Я выглядываю за край.
— Посмотри! Тот парень пьян в хлам. Он сейчас упадёт за бо...
Оглядываюсь и вижу, что Сент-Клер ковыляет по дороге на расстоянии несколько футов от края моста.
Прихожу в секундное замешательство. Затем до меня доходит.
— Что? Ты же не боишься высоты?
Сент-Клер смотрит вперёд, не сводя глаз с освещённого силуэта Нотр-Дам.
— Я просто не могу понять, зачем становится на выступ, когда рядом полным-полно пространства.
— О, так дело в пространстве?
— Забудь об этом, или я устрою опрос о Распутине. Или о спряжении французского глагола.
Перевешиваюсь через перила и делаю вид, что падаю. Сент-Клер бледнеет.
— Нет! Не надо! — Он вытягивает руки, как будто хочет спасти меня, а затем сжимает живот, словно его сейчас вырвет.
— Прости! — Спрыгиваю с выступа. — Прости, я не понимала, что тебе так плохо.
Он машет рукой, чтобы я замолчала. Другая рука все ещё цепляется за взбунтовавшийся живот.
— Прости, — повторяю я через минуту.
— Проехали. — Сент-Клер кажется раздражённым, как будто это я нас торможу. Он указывает на Нотр-Дам. — Я привёл тебя сюда не из-за него.
Что может быть лучше Нотр-Дам?
— Мы не идём внутрь?
— Закрыто. Целая куча времени, чтобы увидеть всё позже, забыла?
Он приводит меня во внутренний двор, и я пользуюсь моментом, чтобы восхититься задним фасадом. Каллипига. Есть что-то лучше, чем Нотр-Дам.
— Здесь, — говорит он.
У нас прекрасный вид на вход — сотни и сотни крошечных фигур, вырезанных на трех колоссальных сводчатых проходах. Статуи похожи на каменные куклы, у каждой отдельное место и уникальный образ.
— Они невероятны, — шепчу я.
— Не там. Здесь.
Он указывает на мои ноги.
Я смотрю вниз и с удивлением обнаруживаю, что стою в середине маленького каменного круга. В центре, непосредственно между моими ногами, красуется медно-красно-бронзовый восьмиугольник со звездой. На камне выгравирована надпись: POINT ZÉRO DES ROUTES DE FRANCE4.
— Мадмуазель Олифант. Эта надпись переводится как «Нулевая точка французских дорог». Иными словами, от этой точки отсчитывается протяжённость всех дорог Франции. — Сент-Клер прочищает горло. — Это начало всего.
Я оборачиваюсь. Он улыбается.
— Добро пожаловать в Париж, Анна. Я рад, что ты приехала.

Сноска
1. Героиня поэмы Эдгара Аллана По. Рассказчик, который влюбляется в Аннабель Ли1 ещё в юности, любит её с такой силой, что даже ангелы начинают завидовать. Любовь к ней не умирает даже после её смерти.
2. Несмотря на то, что Сент-Клер приводит много спорных фактов связанных со смертью Распутина, труп Распутин действительно был сожжен после Февральской революции.
3. Маленькая поправочка: Сен-Мишель – не улица, а бульвар.
4.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Solitary-angel, Cerera, Стелла, Алина

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 11 Дек 2013 13:14 #12

  • So-chan
  • So-chan аватар
  • Не в сети
  • Переводчик, Редактор
  • Сообщений: 2202
  • Спасибо получено: 4499
  • Репутация: 130




Сент-Клер прячет кончики пальцев в карманы и пинает булыжники мыском ботинок.
— Ну? — наконец спрашивает он.
— Спасибо. — Я ошеломлена. — Это так мило с твоей стороны.
— Ай, да ладно.
Он выпрямляется, пожимает плечами — опять это французская манера пожимать плечами всем телом, которая у него так хорошо выходит — и принимает свой обычный уверенный вид.
— Надо же где-то начинать. Теперь загадай желание.
— А?
Вот такой вот у меня словарный запас. Мне нужно писать целые эпосы или мелодию рекламы корма для кошек.
Он улыбается.
— Встань на звезду и загадай желание.
— О, хорошо, ладно. — Сдвигаю ноги и встаю в центр. — Я желаю…
— Не так громко!
Сент-Клер мчится ко мне, словно желает остановить слова всем телом, и мой желудок яростно переворачивается.
— Ты не знаешь, как нужно загадывать желания? В жизни выпадает ограниченное количество шансов. Падающие звезды, ресницы, одуванчики…
— Свечи на торте.
Он игнорирует колкость.
— Именно. Так что нужно правильно использовать моменты. Суеверие говорит, что если загадать желание на этой звезде, оно обязательно сбудется. — Он делает паузу и продолжает: — Это лучше, чем другая история.
— О том, что я умру болезненной смертью от яда, пули, многочисленных ранений и утопления?
— Гипотермии, а не утопления. — Сент-Клер смеётся. У него такой замечательный, задорный смех. — Но нет. Я слышал, что тому, кто встанет на этот диск, будет предначертано вернуться в Париж, поскольку я понимаю, что целый год для тебя и так слишком много. Я прав?
Закрываю глаза. Передо мной предстают мама и Шонни. Бриджет. Тоф.
Я киваю.
— Хорошо, тогда закрой глаза и загадай желание.
Делаю глубокий вдох. Прохладная сырость соседних деревьев заполняет лёгкие. Чего я хочу? Трудный вопрос.
Хочу вернуться домой, но вынуждена признать, что сегодняшний вечер доставил мне наслаждение. А если я никогда больше не увижу Париж? Я помню, как сказала Сент-Клеру, что не хочу здесь находиться, но часть меня — маленькая, крошечная часть — заинтригована. Если отец позвонит завтра и прикажет вернуться домой, то возможно я разочаруюсь. Я все ещё не увидела Мону Лизу. Не побывала на вершине Эйфелевой башни. Не прошла под Триумфальной аркой.
Так чего ещё я хочу?
Я хочу снова ощутить губы Тофа. Хочу, чтобы он ждал меня. Но есть другая часть меня — часть, которую я очень, очень ненавижу, и эта часть знает, что даже если мы начнём встречаться, я все равно уеду в колледж в следующем году. Мы будем видеться на Рождество и летние каникулы, а затем... что затем?
И затем есть ещё одно.
То, что я пытаюсь игнорировать. То, что я не должна хотеть. То, что я не могу получить.
И это «то» стоит передо мной прямо сейчас.
Так чего я желаю? Того, что не уверена, что хочу? Кого-то, в ком я не уверена, что нуждаюсь? Или того, как мне известно, я не могу заполучить?
Наплевать. Позволь судьбам решать.
Я желаю лучшего для себя.
Как вам такое обобщение? Открываю глаза, и ветер задувает сильнее. Сент-Клер убирает прядь волос с глаз.
— Должно быть, хорошее желание, — говорит он.


На обратном пути Сент-Клер подводит меня к витрине с бутербродами в ночной закусочной. От опьяняющего аромата текут слюнки, живот урчит от нетерпения. Мы заказываем панини: бутерброды, приготовленные на горячем гриле. Сент-Клер берет вариант с копчёным лососем, сыром рикотта и шнитт-луком. Я заказываю пармскую ветчину, сыр фонтина и шалфей. Сент-Клер обзывает еду фаст-фудом, но бутерброды у нас в руках совсем не похожи на безвкусные сандвичи из «Сабвэя».
Сент-Клер помогает мне разобраться с евро. К счастью, всё легко запомнить. С банкнотами и центами несложно разобраться, даже с номиналом. Мы расплачиваемся за покупку и прогуливаемся вниз по улице, наслаждаясь ночью. Хрустим твёрдой корочкой. Позволяем тёплому клейкому сыру стекать по подбородкам.
Я стону от удовольствия.
— У тебя оргазм от еды? — спрашивает Сент-Клер, вытирая рикотто с губ.
— Где ты был всю мою жизнь? — спрашиваю я прекрасный панини. — Почему я никогда не ела такого бутерброда?
Сент-Клер откусывает большой кусок.
— Мммпх, грмха, мрпха, — отвечает он с улыбкой. Я перевожу это как «американская еда — дерьмо».
— Мммпх мрга грмпха ммрг, — отвечаю я. Что переводится как: «Да, но у нас неплохие гамбургеры».
Мы облизываем бумагу от бутербродов, прежде чем выбросить её в урну. Счастье. Мы почти вернулись в общежитие, и Сент-Клер описывает, как ему с Джошем влетело за то, что они бросались в окрашенный потолок жевательной резинкой — пытались подарить нимфе третий сосок — как мой мозг что-то замечает. Нечто странное.
Мы только что прошли третий кинотеатр за квартал!
Конечно, это небольшие театры. С одним залом, скорее всего. Но три! В одном квартале!!! Как я раньше этого не замечала?
О. Точно. Причина в симпатичном парне.
— А есть на английском? — прерываю я.
Сент-Клер выглядит смущённым.
— Что, прости?
— Кинотеатры. Здесь где-нибудь крутят фильмы на английском?
Он поднимает бровь.
— Не говори мне, что не знаешь.
— Чего? Не знаю чего?
Он ликует, зная то, чего не знаю я. И это раздражает, учитывая, что мы оба знаем, что он знает всё о парижской жизни, тогда как у меня здравый смысл шоколадного круассана.
— А я-то думал, ты киношная наркоманка.
— Чего? Не знаю чего?
Сент-Клер рисует руками огромный круг, явно наслаждаясь ситуацией.
— Париж... мировая... столица... кино.
Я замираю на месте.
— Ты шутишь.
— Нет. Ни в одном другом городе не любят кино, как здесь. Здесь сотни, возможно даже тысячи театров.
Моё сердце ухает вниз. Голова кружится. Невозможно.
— Больше дюжины в одном только нашем районе.
— Что?!
— Ты, честно, не замечала?
— Нет, не замечала! Почему мне никто не сказал?
Я имею в виду, это должно были сказать в первый день семинаров по жизненным навыкам. Это очень важная информация! Мы продолжаем идти, и я верчу головой во все стороны, читая надписи на плакатах и маркизах. Пожалуйста, хоть бы на английском. Пожалуйста, хоть бы на английском. Пожалуйста, хоть бы на английском.
— Я думал, ты знаешь. Я же говорил об этом. — Он наконец осознает свою вину. — Здесь кино рассматривают как довольно высокое искусство. Есть множество театров, где крутят премьеры, но ещё больше — как ты их называешь? — ретро-кинотеатры. Там показывают классику и формируют программу, посвящая показы различным режиссёрам или жанрам, или малоизвестным бразильским актрисам — чему угодно.
Дыши, Анна, дыши.
— И они на английском?
— По крайней мере, треть.
Треть! Из нескольких сотен — возможно даже тысячи! — театров.
— Некоторые американские фильмы дублированы на французский язык, но главным образом для детей. Остальные оставляют на английском и дают французские субтитры. Вот, держи.
Сент-Клер берет журнал под названием «Парископ» со стеллажа газетного киоска, расплачивается с жизнерадостным продавцом с крючковатым носом и вручает журнал мне.
— Он выходит каждую среду. Пометка «ОВ» означает оригинальную версию, «ФВ» — французскую, то есть дубляж. Так что ищи «ОВ». У них есть интернет-каталог, — добавляет он.
Я просматриваю журнал, и у меня глаза лезут на лоб. Никогда не видела столько списков кино в своей жизни.
— Боже, если бы я знал, что тебе для счастья так мало надо, то не заморачивался бы со всем остальным.
— Я люблю Париж, — отвечаю я.
— И я уверен, что он тоже любит тебя.
Он все ещё говорит, но я не слушаю. На этой неделе проходит марафон Бастера Китона1. И подростковых слэшеров2. И целая программа, посвящённая автомобильным преследованиям 70-ых.
— Что?
Я понимаю, что он ждёт ответа на вопрос, который я не услышала. Когда он не отвечает, я отрываюсь от списков. Его взгляд прикован к фигуре, только что вышедшей из нашего общежития.
Девушка моего роста. Длинные волосы слегка уложены, но в модной парижской манере. Короткое серебряное платье, искрящееся в искусственном освещении, и красное пальто. Кожаные ботиночки цокают по тротуару. Она оглядывает общежитие Ламбер хмурым взглядом, но затем поворачивается и замечает Сент-Клера. Все её существо сияет изнутри.
Журнал готов вывалиться из моих рук. Это может быть только один человек на свете.
«Незнакомка» подбегает к нам и бросается в объятия Сент-Клера. Они целуются, и она запускает пальцы в его волосы. Его чудесные, прекрасные волосы. Мой желудок наливается свинцом, и я отворачиваюсь.
Они отрываются друг от друга, и она начинает говорить. Её голос удивительно низок — страстен — но речь быстра:
— Я знаю, мы не собирались встречаться сегодня вечером, но я оказалась поблизости и подумала, что ты мог бы захотеть пойти в тот клуб, о котором я тебе говорила. Ну, помнишь, его ещё Матье порекомендовал? Но тебя не оказалось на месте, и я проболтала с Мер целый час… где ты был? Я звонила на сотовый три раза, но меня выбрасывало на голосовую.
Сент-Клер выглядит дезориентированным.
— Эм, Элли, это Анна. Она всю неделю просидела в общежитии, поэтому я решил показать ей…
К моему изумлению Элли расплывается в широкой улыбке. Достаточно странно, но в этот момент я понимаю, что несмотря на хриплый голос и парижский наряд, она какая-то... незамысловатая. Но дружественно настроенная.
Но это ещё не значит, что она мне нравится.
— Анна! Из Атланты, правильно? Куда вы ходили?
Она знает меня? Сент-Клер описывает наш вечер, а я обдумываю это странное развитие событий. Он рассказывал ей обо мне? Или это была Мередит? Надеюсь, что Сент-Клер, но даже если и так, не похоже, что она сочла меня угрозой. Она, кажется, не встревожилась, что я провела последние три часа в компании её очень привлекательного парня. Одна.
Должно быть, хорошо иметь такую уверенность.
— Ладно, малыш, — обрывает она. — Остальное расскажешь позже. Пошли?
Он говорил, что пойдёт с нею? Я не помню, но он кивает.
— Да. Да, позволь мне захватить, э-м-м…
Он глядит на меня, а затем к входу в общежитие.
— Что? И так сойдёт. Поверь, ты здорово выглядишь. Пошли. — Она властно берет его за руку. — Было приятно познакомиться, Анна.
Обретаю дар речи.
— Да. Мне тоже было приятно.
Поворачиваюсь к Сент-Клеру, но он уже не смотрит на меня. Ну и ладно. Проехали. Я приклеиваю свою лучшую улыбку «мне все равно, что у тебя есть девушка» и весело выкрикиваю:
— До свидания!
Он не реагирует. Ладно, пора уходить. Убегаю и вытаскиваю ключ. Но пока открывается дверь, я не могу устоять от соблазна и оборачиваюсь. Переплетя руки, Сент-Клер с щебечущей Элли уходят в темноту.
Замираю, и Сент-Клер оборачивается. На одну секунду.


Сноска
1. Бастер Китон – американский комедийный актёр и режиссёр, один из величайших комиков немого кино, создатель легендарных фильмов «Шерлок-младший», «Навигатор» и «Генерал».
2. Слэшер — поджанр фильмов ужасов, для которого характерно, как правило, наличие убийцы-психопата (иногда носящего маску), который преследует и кроваво убивает серию жертв-подростков.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Solitary-angel, Cerera, xangelll, Стелла, Алина

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 11 Дек 2013 13:18 #13

  • So-chan
  • So-chan аватар
  • Не в сети
  • Переводчик, Редактор
  • Сообщений: 2202
  • Спасибо получено: 4499
  • Репутация: 130


Так будет лучше. Правда.
Проходят дни, и я понимаю, что рада встречи с девушкой Сент-Клера. Фактически, она принесла мне облегчение. Мало что бывает хуже чувств к тому, кого любить не должна, и в последнее время мне мои мысли совсем не нравятся. А я, конечно, не хочу стать ещё одной Амандой Спиттертон-Уотс.
Сент-Клер просто дружелюбен. Он нравится всей школе: профессорам, популярным детям, аутсайдерам — а почему нет? Он умный, забавный и вежливый. И да, ужасно привлекательный. И хотя он всем нравится, он не болтается со всеми. Только с нашей небольшой группой. И с тех пор как его лучший друг занят Рашми, он общается, ну... со мной.
С того вечера мы всегда сидим в кафетерии вместе. Он дразнит меня за кроссовки, спрашивает о любимых фильмах и помогает с домашкой по французскому. И он защищает меня. Так на прошлой неделе, на физике, Аманда противным голосом назвала меня «ля муфэт» и зажала нос, когда я проходила мимо её парты, так Сент-Клер сказал ей «отвалить» и бросал крошечные комки бумаги в волосы оставшуюся часть занятий.
Позже я посмотрела слово в словаре и узнала, что оно переводится как «скунс». Так оригинально.
И все же я чувствую приступы боли, когда он исчезает. После обеда я задумчиво сижу у окна, наблюдая, как мусорщики в ярко-зелёных униформах убирают улицу, и тут Сент-Клер выбегает из нашего общежития и исчезает в метро.
К Элли.
Большинство вечеров я делаю уроки в фойе с нашими общими друзьями, ожидая возвращения Сент-Клера. Он плюхается около меня и отпускает шутку по поводу того, то вахтёр застукал пьяного младшеклассника (всегда находится пьяный младшеклассник и бдительная девушка за вахтой). И не знаю, игра ли это моего воображения, или его волосы растрепанней, чем обычно?
Мысль о том, что Сент-Клер и Элли делают это, заставляет меня ревновать сильнее, чем я хочу признать. Мы с Тофом ведём переписку по электронке, но сообщения всегда держат дружественный тон. Я не знаю, означает ли это, что я ему всё ещё интересна или нет, но я знаю, что электронное письмо это не поцелуй. И не это.
Единственный, кто понимает ситуацию с Сент-Клером, — Мер, но я ни за что ей не признаюсь. Иногда я боюсь, что она может приревновать ко мне. Я вижу, как она смотрит на нас за ланчем, и когда я прошу передать мне салфетку, она просто её швыряет. Или когда Сент-Клер машинально рисует бананы и слонов в краях моей домашней работы, она напрягается и притихает.
Возможно, я делаю ей одолжение. Я сильнее, чем она, так как знакома с Сент-Клером совсем недавно. Для меня он всегда под запретом. Я хочу сказать — бедная Мер. Любая девочка, сталкивающаяся с ежедневным вниманием от великолепного мальчика с симпатичным акцентом и прекрасными волосами, находится под страшным давлением не дать своему чувству перерасти в огромную, ужасную, болезненную, постоянную, всепоглощающую страсть.
Не то, чтобы это происходит со мной.
Так на чем я остановилась… Ах, да. Облегчение знать, что это никогда не произойдёт. Так легче. Большинство девочек также сильно смеётся на его шутками и находят предлог коснуться руки. Тронуть его. Вместо этого я спорю, закатываю глаза и веду себя безразлично. И когда я касаюсь его руки, то только чтобы отпихнуть. Так ведут себя друзья.
Кроме того, у меня более важная вещь на уме — кино.
Я прожила во Франции уже месяц, и хотя я поднялась на лифтах на вершину Эйфелевой башни (Мер отвезла меня, а Сент-Клер и Рашми остались ждать на лужайке: Сент-Клер боится высоты, а Рашми отказывается вести себя как типичная туристка), и погуляла по смотровой площадке Триумфальной арки (и снова я поднялась туда с Мер; конечно, Сент-Клер остался внизу и угрожал столкнуть Джоша и Рашми в безумную кольцевую транспортную развязку), я всё ещё не ходила в кинотеатр.
Фактически, я не выходила за территорию кампуса одна. Немного смущает.
Но у меня есть план. Во-первых, я уговорю кого-нибудь пойти со мной. Это несложно: все любят кино. И я сделаю заметки обо всём, что они говорят и делают, и затем безбоязненно буду ходить в кинотеатр одна. Один кинотеатр лучше, чем ни одного.
— Рашми, что ты делаешь сегодня вечером?
Спрашиваю я перед началом Ла Ви. На прошлой неделе мы прослушали лекцию о важности потребления местной еды, и а перед этим, как написать эссе для поступления в колледж. Кто знает, что учителя придумают на сегодня? Мередит и Джош — единственные, кто не с нами: Джош младше нас на класс, а Мер взяла дополнительный язык, углублённый испанский. Для забавы. Сумасшедшая.
Рашми кладёт ручку на ноутбук. Она работает над эссе для Брауна1 уже две недели. Это один из немногочисленных университетов, дающих специализацию в египтологии и единственный, в который она хочет поступить.
— Ты не понимаешь, — сказала она, когда я спросила, почему она ещё его не закончила. — Браун отклоняет восемьдесят процентов претендентов.
Но я сомневаюсь, что у неё возникнут проблемы. В этом году по всем предметам она не получила ничего ниже пятёрки, а идеальные оценки важнее всего. Я уже отправила по почте своё заявление в колледж. Ответ придёт через какое-то время, так что я не волнуюсь. Мой вуз не состоит в Лиге плюща.
Я пытаюсь быть дружелюбной, но с дальним умыслом. Вчера вечером, когда я гладила её кролика, Исиду, Рашми дважды напомнила мне не рассказывать о её питомице, потому что по правилам общежития животных держать запрещено. Как будто я сплетница. Кроме того, вряд ли Исида — великий секрет. Запах животной мочи у её двери ни с чем не спутаешь.
— Ничего, наверное, — говорит она в ответ на мой вопрос о планах на вечер.
Я глубоко вздыхаю, чтобы привести нервы в порядок. Смешно, насколько тяжело задать вопрос, когда ответ означает так много.
— Хочешь пойти в кино? В Ле Шампо крутят «Это случилось однажды ночью».
То, что я никуда не выходила, не означает, что я не зачитала великолепный «Парископ» до дыр.
— Что крутят? И я не даже не буду говорить, как ужасно ты произнесла название театра.
— «Это случилось однажды ночью». С Кларком Гейблом и Клодетт Кольбер в главных ролях. Пять «Оскаров». Великое достижение2.
— В каком веке?
— Ха-ха. Честно, тебе понравится. Я слышала, фильм хороший.
Рашми потирает виски.
— Я не знаю. Мне не нравятся старые фильмы. Там всё действие сводится к «Эй, дружище. Шляпы на головы и пошли создавать недоразумения».
— Эй, не гони.
Сент-Клер поднимает глаза от толстенной книги об американской Революции. Он сидит с другой стороны от меня. Странно думать, что он знает больше об американской истории, чем я.
— Разве это не очаровательно? Шляпы и недоразумения?
— Так почему ты сам с ней не идёшь? — спрашивает Рашми.
— Потому что у него свидание с Элли, — говорю я.
— Откуда ты знаешь, что я делаю сегодня вечером? — спрашивает он.
— Пожалуйста? — Я прошу её. — Большое пожалуйста? Тебе понравится фильм, я клянусь. Как Джошу и Мер.
Рашми открывает рот, чтобы запротестовать, но в класс заходит учитель. Каждую неделю это кто-то новый — иногда член школьной администрации, иногда профессор. На сей раз я удивлена видеть Нейта. Видимо, все сотрудники вынуждены давать урок. Он потирает побритую голову и приятно улыбается классу.
— Откуда ты знаешь, что я делаю сегодня вечером? — повторяет Сент-Клер.
— Позязя, — говорю я Рашми.
Она строит покорную гримасу.
— Прекрасно. Но в следующий раз фильм выбираю я.
Ура!
Нейт откашливается, и Рашми с Сент-Клером поднимают головы. Эта манера поведения мне очень нравится в моих новых друзьях. Они уважают учителей. Меня бесит, когда ученики болтают на уроках и игнорируют учителей, потому что моя мама учительница. Я не хочу, чтобы ей грубили.
— Хорошо, ребята, достаточно. Аманда, достаточно, — тихим, но уверенным тоном затыкает её Нейт. Она откидывает волосы и вздыхает, бросая томные взгляды на Сент-Клера.
Он не обращает на неё внимания. Ха.
— У меня для вас сюрприз, — говорит Нейт. — Так как погода меняется, и тёплым денькам приходит конец, я всё устроил так, чтобы вы, ребята, провели неделю на свежем воздухе.
У нас будет открытый урок. Я люблю Париж!
— Я организовал охоту за сокровищами. — Нейт берет пачку бумаг. — В этом списке двести пунктов. Вы сможете найти их все в нашем районе, но, скорее всего, придётся попросить помощи у местных жителей.
О чёрт, нет.
— Нужно сфотографировать указанные предметы. Работать будете в двух командах.
Фух! Кто-то ещё может говорить с местными жителями.
— Команда-победитель будет определена общим количеством найденных предметов, но фоткать нужно на общий телефон или камеру, если хотите заработать очки.
НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ.
— А приз... — Теперь, заполучив всеобщее внимание, Нейт снова улыбается. — Команда, которая найдёт больше предметов к концу занятий в четверг... сможет пропустить урок в пятницу.
Теперь игра стоит свеч. Класс тонет в свисте и аплодисментах. Нейт выбирает капитанов из самых крикливых. Выбор падает на Стива Карвера, парня с волосами а-ля сёрфер, и лучшей подруги Аманды, Николь. Мы с Рашми дружно стонем от столь неудачного выбора. Стив потрясает кулаком воздух. Дубина стоеросовая.
Отбор начинается, и имя Аманды произносят первым. Конечно. А затем лучший друг Стива. Естественно. Рашми толкает меня локтем.
— Ставлю пять евро, что меня выберут в последнюю очередь.
— Я принимаю ставку. Последней буду я.
Аманда поворачивается ко мне и понижает голос.
— Это беспроигрышная ставка, Скунсик. Кто захочет взять тебя в свою команду?
У меня отвисает челюсть.
— Сент-Клер! — доносится до меня голос Стива.
Никто и не сомневался, что Сент-Клера выберут одним из первых. Все смотрят на него, но он пристально смотрит на Аманду.
— Я, — говорит он в ответ на её вопрос. — Я хочу Анну в свою команду, и тебе лучше взять её.
Она краснеет и тут же отворачивается, но прежде мечет в меня очередную молнию. Что я ей сделала?
Называют ещё больше имён. Больше имён, которые НЕ являются моими. Сент-Клер пытается привлечь моё внимание, но я притворяюсь, что не замечаю его. У меня нет желания на него смотреть. Я так оскорблена. Скоро очередь дойдёт до меня, Рашми и тощего чувака, которого, по какой-то причине, называют Чизбургером. У Чизбургера всегда написано удивление на лице, словно кто-то только что произнёс его имя, а он не может понять, откуда раздался голос.
— Рашми, — произносит Николь без колебания.
Моё сердце падает. Осталась я и Чизбургер. Пялюсь на парту, на свой портрет, который Джош нарисовал сегодня на уроке истории. Я одета как средневековая крестьянка (мы изучаем Чёрную чуму), лицо мрачнее тучи, а с руки свисает дохлая крыса.
Аманда шепчет на ухо Стива. Я чувствую, как она ухмыляется мне, и лицо начинает гореть.
Стив откашливается.
— Чизбургер.

Сноска
1. Браун или Брауновский университет — вуз, состоящий в элитной Лиге Плюща (ассоциации восьми частных американских университетов), распложен городе Провиденс (штат Род-Айленд). Это один из старейших американских университетов — третий по старшинству в Новой Англии и седьмой в США. Однако он славен не только почтенным возрастом, но и тем, что всегда был одним из самых передовых учебных заведений Америки, своего рода пионером. Но прежде всего Брауновский университет известен своей необычной учебной программой, так называемой Новой программой, стартовавшей в 1969 году. Согласно ей студент имеет право свободно выбирать предметы (обязательных дисциплин нет вообще) и по любому из них получать зачет или незачет вместо оценки, если ему так больше нравится. Кроме того, университет является единственным вузом США, где есть факультеты eгиптологии и истории математики.
2. Анна имеет в виду, что фильм первым в истории получил награду в пяти самых престижных номинациях. Позже такой успех смогли повторить лишь «Пролетая над гнездом кукушки» и «Молчание ягнят». Рашми же думает об общем числе статуэток (здесь рекорд одиннадцать статуэток на фильм), и тогда пять «Оскаров» кажутся весьма скромными.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Solitary-angel, Cerera, Стелла, silverwing, Алина

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 11 Дек 2013 13:57 #14

  • Solitary-angel
  • Solitary-angel аватар
  • Не в сети
  • Переводчик, Дизайнер
  • Life is a tapestry woven by the decisions we make.
  • Сообщений: 3654
  • Спасибо получено: 9511
  • Репутация: 491
So-chan пишет:
* ночные прогулки по Парижу, сцены ревности и кино... Все только у нас))) В продолжении "Анны и французского поцелуя"*

Ну вот как теперь идти долги готовить когда ломка главки почитать, эх буду до вечера крепиться, а потом перед сном оторвусь)
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 11 Дек 2013 14:39 #15

  • So-chan
  • So-chan аватар
  • Не в сети
  • Переводчик, Редактор
  • Сообщений: 2202
  • Спасибо получено: 4499
  • Репутация: 130
Solitary-angel пишет:
So-chan пишет:
* ночные прогулки по Парижу, сцены ревности и кино... Все только у нас))) В продолжении "Анны и французского поцелуя"*

Ну вот как теперь идти долги готовить когда ломка главки почитать, эх буду до вечера крепиться, а потом перед сном оторвусь)

Реклама - двигатель прогресса. В)
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 13 Дек 2013 16:33 #16

  • xangelll
  • xangelll аватар
  • Не в сети
  • Переводчик
  • Сообщений: 219
  • Спасибо получено: 260
  • Репутация: 23
Анюта, большое спасибо за перевод!!!! после такой длинной разлуки с сайтом, мы так соскучились, что радость от новых глав возрастает до небес!!! : dancing* Я полностью согласна с нашим Ангелочком, вот КАК теперь готовить задержанные главы :book-smiley , когда на сайте сплошные вкусняшки (и французские, и серебряные и много еще каких) ...
Нужные слова в нужное время могут изменить жизнь.
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 16 Дек 2013 10:13 #17

  • So-chan
  • So-chan аватар
  • Не в сети
  • Переводчик, Редактор
  • Сообщений: 2202
  • Спасибо получено: 4499
  • Репутация: 130
*неожиданное проявление чувств в кинотеатре*




— С тебя пять баксов, — говорю я.
Рашми улыбается.
— Расплачусь билетом в кино.
По крайней мере мы в одной команде. Николь разделила список Нейта, и мы с Рашми можем гулять сами по себе. Неделя не должна выдаться слишком плохой. Благодаря Рашми я зарабатываю очки для класса. Она позволила мне сделать пару снимков, — статую какого-то парня по имени Бюде и группу детей, играющих в футбол на улице — хотя оба пункта нашла она.
— Я скучаю по футболу, — дуется Мередит, когда мы рассказываем ей нашу историю. Сегодня вечером даже её упругие локоны кажутся повисшими и печальными.
Ветер хлещет по широкой улице, и мы от холода закутываемся в куртки. Палые пожухлые листья шуршат под ногами. Париж висит на краю осени.
— А ты не можешь присоединиться к какой-нибудь команде? — спрашивает Джош, приобнимая Рашми. Она жмётся к нему. — Здесь всё время играют в футбол.
— Бу-у! — Знакомая взъерошенная голова выскакивает между Мер и мной, и мы подпрыгиваем как испуганные кошки.
— Чёрт, — ругается Мер. — Меня чуть Кондратий не хватил. Ты что здесь делаешь?
— «Это случилось однажды ночью», — отвечает Сент-Клер. — Ле Шампо, правильно?
— Разве у тебя нет планов с Элли? — спрашивает Рашми.
— Разве я не приглашён?
Он втискивается между мной и Мередит.
— Конечно, приглашён, — отвечает Мер. — Мы просто предположили, что ты будешь занят.
— Ты всегда занят, — объясняет Рашми.
— Не всегда.
— Всегда, — повторяет она. — И знаешь, что странно? Мер единственная, кто видел Эллен в этом году. Она, что ли, слишком хороша для нас теперь?
— Ай, кончай. Только не снова.
Она пожимает плечами.
— Я просто констатирую факт.
Сент-Клер качает головой, но от моего внимания не ускользает, что он даже не пытается отрицать. Элли может быть достаточно дружелюбной при встрече, но ясно, что она больше не нуждается в своих друзьях из США. Даже я это понимаю.
— Чем вы, ребята, занимаетесь каждую ночь? — Слова выскакивают прежде, чем я успеваю прикусить язык.
— Этим, — говорит Рашми. — Они занимаются этим. Обменял нас на койку.
Сент-Клер заливается румянцем.
— Знаешь, Раш, ты незрела, как глупые одинадцатиклассники с моего этажа. Дэйв-фамилию-не-помню и Майк Рейнард. Боже, они такие дураки.
Майк Рейнард — лучший друг Дэйва с французского и истории. Я не знала, что они живут рядом с Сент-Клером.
— Следи за языком, Сент-Клер, — вмешивается Джош. У его обычно спокойной манеры поведения есть предел.
Рашми бросает обвинение в лицо Сент-Клера:
— Хочешь сказать, я дура?
— Нет, но если ты не отступишь, я чертовски захочу тебя так обозвать.
Их тела напряжены, словно они собираются бодаться рогами, как в документальном фильме о дикой природе. Джош пытается придержать Рашми, но она отбивается от него.
— Боже, Сент-Клер, ты дружелюбен весь день, а затем каждый вечер убегаешь от нас! Ты не можешь вот так возвращаться и притворяться, что всё прекрасно.
Мер пытается разнять их:
— Эй, эй, эй…
— Всё прекрасно! Что, чёрт возьми, на тебя нашло?
— ЭЙ! — Мер использует свой внушительный рост и силу, чтобы встать между ними. К моему удивлению она начинает упрашивать Рашми: — Я знаю, что ты скучаешь по Элли. Я знаю, что она была твоей лучшей подругой и очень подло вот так двигаться дальше, но у тебя всё ещё есть мы. И Сент-Клер... она права. Больно больше тебя не видеть. Я имею в виду, вне школы. — Она, кажется, вот-вот расплачется. — Мы раньше были так близки.
Джош обвивает её рукой, и она крепко его обнимает. Он впивается взглядом в Сент-Клера сквозь её локоны.
Это твоя ошибка. Исправь её.
Сент-Клер идёт на попятную:
— Да. Ладно. Ты права.
Это не совсем извинение, но Рашми кивает. Мер облегчено выдыхает. Джош нежно её отпускает и идёт к своей девушке. Мы шагаем в неловком молчании. Значит, Рашми и Элли раньше были лучшими подругами. Мне тяжело пережить временную разлуку с Бридж, но я не могу представить, как было бы больно, если бы она полностью от меня отказалась. Я чувствую себя виноватой. Неудивительно, что Рашми так горько.
— Прости, Анна, — говорит Сент-Клер, пройдя ещё один квартал в тишине. — Я знаю, как ты ждала похода в кино.
— Всё нормально. Это не моё дело. Мои друзья тоже ссорятся. Я имею в виду... мои друзья дома. Не то, чтобы вы, ребята, не являетесь моими друзьями. Просто... все друзья ссорятся.
Аргх. Слова совсем не идут.
Сумрак скрывает нас как густой туман. Мы продолжаем молчать, и мои мысли начинают ходить по кругу. Мне хотелось бы, чтобы здесь была Бридж. Мне хотелось бы, чтобы Сент-Клер не встречался с Элли, Элли не обидела Рашми, а Рашми больше напоминала Бридж. Мне хотелось бы, чтобы здесь была Бридж.
— Эй! — восклицает Джош. — Ребят. Вы только зацените.
И тут темнота уступает белому неону. Буквы в стиле ар-деко горят в ночи, объявляя о нашем прибытии в «CINEMA LE CHAMPO»1. Слова поглощают меня. Синема. Существует ли слово прекраснее? Моё сердце порхает, когда мы проходим мимо красочных афиш прямо к сверкающим стеклянным дверям. Вестибюль меньше, чем я привыкла, и отсутствует резкий запах попкорна с неестественно жёлтым маслом, но в воздухе я безошибочно различаю нечто затхлое и до боли знакомое.
Верная своему слову, Рашми платит за мой билет. Я пользуюсь возможностью, чтобы достать клочок бумаги и ручку, которые я носила в кармане куртки для этой самой цели. Мер следующая в очереди, и я расшифровываю её речь по звукам.
Оон плосс си вуу плей.
Сент-Клер облокачивается на моё плечо и шепчет:
— Ты неправильно записала.
Резко поднимаю голову в смущении, но он улыбается. Прячу лицо, чтобы волосы закрыли щеки. Они краснеют больше из-за его улыбки, чем отчего-либо ещё.
Мы следуем за синими огоньками по проходу театра. Интересно, во всех французских кинотеатрах синие огни? В Америке они золотые. Моё сердце бьётся быстрее. Всё остальное не отличается.
Те же места. Тот же экран. Те же самые стены.
Впервые в Париже я чувствую себя как дома.
Я улыбаюсь своим друзьям, но Мер, Рашми и Джош отвлеклись, споря о том, что произошло за обедом. Сент-Клер видит меня и улыбается в ответ.
— Всё хорошо?
Я киваю. Он выглядит довольным и идёт за мной. Я всегда сижу на четвёртом ряду от центрального, и у нас сегодня замечательные места. Стулья классически красные. Начинается фильм, и вспыхивает титульный экран.
— Тьфу, мы должны смотреть титры? — спрашивает Рашми.
Их показывают в начале, как во всех старых фильмах.
Я со счастьем читаю их. Я люблю титры. Я люблю всё в кино.
Театр утопает в темноте, за исключением вспышек чёрных, белых и серых оттенков на экране. Кларк Гейбл делает вид, что спит и кладёт руку в центр пустого автобусного сидения. После секундного раздражения Клодетт Кольбер осторожно отводит её в сторону и садится. Гейбл улыбается про себя, и Сент-Клер смеётся.
Странно, но я продолжаю отвлекаться. На белизну зубов Сент-Клера в темноте. Изгиб его волос, спадающих прямо набок. Нежный аромат стирального порошка. Он подталкивает меня, чтобы тихонько уступить подлокотник, но я отказываюсь, и он забирает его себе. Его рука близка к моей, слегка приподнята. Я смотрю на его ладони. Мои крошечны по сравнению с его большими мужскими руками с выступающими костяшками.
И внезапно я хочу тронуть его.
Не толкнуть или отпихнуть, или даже дружественно обнять. Я хочу чувствовать складки на его коже, соединить его веснушки невидимыми линиями, провести пальцами по внутренней стороне его запястья. Он меняет позу. У меня возникает странное чувство, что он следит за мной, как я за ним. Я не могу сконцентрироваться. Герои на экране ссорятся, но будь даже на кону моя жизнь, я бы не смогла сказать о чём. Сколько фильма я пропустила?
Сент-Клер откашливается и снова меняет позу. Его нога задевает мою. И остаётся там. Я парализована. Я должна сдвинуть её; ощущение слишком неестественное. Как он может не замечать, что его нога касается моей? Краем глаза замечаю очертания его подбородка и носа, и — дорогой боже! — изгиб губ.
Вот. Он смотрит на меня. Я знаю, что смотрит.
Отвожу взгляд на экран, стараясь изо всех сил доказывать, что я очень заинтересована фильмом. Сент-Клер напрягается, но ноги не убирает. Он задержал дыхание? Кажется, да. Я тоже задержала. Выдыхаю и съёживаюсь — звук получился таким громким и неестественным.
Снова. Ещё один взгляд. На этот раз я поворачиваюсь, автоматически, а он отворачивается. Это танец, и в воздухе витает ощущение, что кто-то из нас должен начать разговор.
Сконцентрируйся, Анна. Сконцентрируйся.
— Тебе нравится? — шепчу я.
Он выдерживает паузу.
— Фильм?
Я благодарна, что темнота скрывает мой румянец.
— Очень, — отвечает он.
Рискую повернуться и встречаю взгляд Сент-Клера. Пронзающий до глубины души. Он так на меня прежде никогда не смотрел. Отворачиваюсь первой и чувствую, что он отворачивается через несколько секунд.
Я знаю, он улыбается, и моё сердце колотится как сумасшедшее.



1.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Solitary-angel, Cerera, xangelll, Стелла, silverwing, Алина

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 16 Дек 2013 10:34 #18

  • Solitary-angel
  • Solitary-angel аватар
  • Не в сети
  • Переводчик, Дизайнер
  • Life is a tapestry woven by the decisions we make.
  • Сообщений: 3654
  • Спасибо получено: 9511
  • Репутация: 491
Спасибо, за очаровательное продолжение :dream
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 23 Дек 2013 00:55 #19

  • xangelll
  • xangelll аватар
  • Не в сети
  • Переводчик
  • Сообщений: 219
  • Спасибо получено: 260
  • Репутация: 23
Великолепное описание обменов взглядами и электрическими разрядами между молодыми людьми в конце главы!!!! все так нежно и красиво. Большое спасибо за главу и работу над переводом!!!!
Нужные слова в нужное время могут изменить жизнь.
Администратор запретил публиковать записи гостям.

Стефани Перкинс - Анна и французский поцелуй 19 Янв 2014 11:29 #20

  • So-chan
  • So-chan аватар
  • Не в сети
  • Переводчик, Редактор
  • Сообщений: 2202
  • Спасибо получено: 4499
  • Репутация: 130
*Глава, в котором выполняется обещание и происходит знакомство с Шапкой :lol *



Кому: Анна Олифант <Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.>
От кого: Джеймс Эшли <Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.>
Тема: Тонкий намёк
Привет, милая. Столько воды утекло с нашей последней встречи. Ты проверяла голосовую почту? Я звонил несколько раз, но, видимо, ты ушла с головой в исследование Парижа. Ну, это просто тонкий намёк позвонить дорогому старику-отцу и поведать, как там твоё обучение. Уже овладела французским? Попробовала фуа-гра? Какие вдохновляющие музеи посетила? Говоря о вдохновляющем, уверен, ты слышала хорошие новости. «Инцидент» дебютировал на первой строчке рейтинга «Нью-Йорк Таймс»! Похоже, я всё ещё любимчик фортуны. На следующей неделе уезжаю в юго-восточное турне, так что скоро увижу твоего брата и передам ему от тебя наилучшие пожелания. Сфокусируйся на школе, и УВИДИМСЯ на Рождество.


Джош прислоняется к моему плечу и смотрит в ноутбук.
— Мне кажется, или «УВИДИМСЯ» звучит как угроза?
— Нет. Это просто «увидимся», — отвечаю я.
— Я думал, твой папа — писатель. Что это за «сфокусируйся» и «тонкий намёк»?
— Мой отец говорит клише. Очевидно, ты никогда не читал ни один из его романов. — Делаю паузу. — Поверить не могу, что ему хватило наглости заявить, что он передаст Шонни мои наилучшие пожелания.
Джош в отвращении качает головой. Мы с друзьями проводим выходные в холле, потому что на улице снова дождь. Никто никогда так не заявлял, но, кажется, в Париже дождливо, как в Лондоне. По словам Сент-Клера, нашего единственного отсутствующего товарища, так оно и есть. Он отправился на какую-то фотовыставку в университете Элли. Хотя должен был уже вернуться.
Видимо, задерживается. Как всегда.
Свернувшись на диванчике, Мер и Рашми читают заданную по литературе книгу «Бальзак и портниха-китаяночка1». Я возвращаюсь к папиному письму.
Тонкий намёк... твоя жизнь — отстой.
Воспоминание этой недели — я сижу рядом с Сент-Клером в тёмном кинотеатре, его нога касается моей, между нами пробегает искра — вновь нахлынуло на меня, вызывая стыд. Чем больше я вспоминаю произошедшее, тем больше убеждаюсь, что ничего не было.
Поскольку НИЧЕГО И НЕ БЫЛО.
Когда мы вышли из кино, Рашми объявила:
— Фильм обрывается слишком резко. Мы так и не увидели хороших моментов.
К тому времени, как я заканчиваю защищать фильм, мы уже возвращаемся в общежитие. Я хотела поговорить с Сент-Клером, получить знак, что между нами что-то изменилось, но вмешалась Мер, чтобы обнять его перед сном. И так как я сама не могу обнять Сент-Клера, не выдав глухой стук сердца, то мне остается лишь топтаться позади.
А затем мы неуклюже помахали друг другу на прощание.
А затем, смущённая как никогда, я легла спать.
Что произошло? Каким бы волнующим мне не показался тот момент, я, должно быть, преувеличила сцену в уме, потому что на следующий день, за завтраком, Сент-Клер вёл себя как обычно. И как обычно мы дружески поболтали. Кроме того, у него есть Элли. Он не нуждается во мне. Могу лишь предположить, что я спроектировала свои разбитые чувства к Тофу на Сент-Клера.
Джош внимательно меня изучает. Я решаю задать ему вопрос прежде, чем он успеет задать свой:
— Как продвигается домашка?
Моя команда по Ла Ви победила (нет, не благодаря мне), так что нам с Рашми не нужно было идти на урок в пятницу, а Джош прогулял занятие, чтобы провести освободившийся час с нами. В результате его оставили после уроков и наказали несколькими страницами дополнительной домашней работы.
— А-а-а, это… — Он опускается на стул около меня и поднимает свой альбом. — У меня есть занятие получше.
— Но... разве проблем не станет больше?
Я никогда не пропускала занятий. Не понимаю, как он может вот так просто наплевать на учёбу.
— Наверное.
Джош сгибает руку и морщится.
Хмурю брови.
— В чём дело?
— Кисть затекла, — объясняет он. — Из-за рисования. Всё нормально, такое часто бывает.
Странно. Я никогда раньше не задумывалась о муках художников.
— Ты очень талантлив. Ты этим хочешь заниматься? Будешь зарабатывать на жизнь рисованием?
— Я работаю над графическим романом.
— Правда? Здорово. — Отодвигаю ноутбук. — О чём он?
Уголок его рта изгибается в хитрой улыбке.
— О парне, которому пришлось учиться со снобами в школе-интернате, потому что его родители не хотят его больше видеть.
Фыркаю.
— Доводилось слышать. Кстати, кем работают твои родители?
— Мой папа политик. Сейчас занят кампанией переизбрания. Я не общался с «сенатором Уассирштейном» с начала учебного года.
— Сенатором? Настоящим?
— Более чем. К сожалению.
Ну вот опять. О чём думал мой папа? Отправил меня в школу с детьми американских СЕНАТОРОВ?
— Здесь у всех ужасные отцы? — спрашиваю я. — Это что ли обязательное требование для обучения?
Джош кивает на Рашми и Мер.
— У них нормальные. Но папа Сент-Клера — особый случай.
— Я слышала. — Меня раздирает любопытство, и я понижаю голос: — Какой он?
Джош пожимает плечами.
— Настоящий козёл. Держит Сент-Клера и его маму на коротком поводке, а со всеми другими само дружелюбие. Почему-то так только хуже.
Внезапно моё внимание привлекает странная фиолетово-красная вязаная шапочка, плывущая по фойе. Джош поворачивается узнать, на что я там уставилась. Мередит и Рашми замечают движение шапки и отрывают глаза от книг.
— О боже! — восклицает Рашми. — Он надел Шапку.
— А мне нравится, — говорит Мер.
— Само собой, — замечает Джош.
Мередит одаривает его неодобрительным взглядом. Я поворачиваюсь лучше рассмотреть пресловутую Шапку, и к моему удивлению, она оказывается прямо позади меня. И красуется она на голове Сент-Клера.
— Значит, Шапка вернулась, — констатирует Рашми.
— Ага, — отвечает Сент-Клер. — Я знал, что вы скучали.
— У этой Шапки есть какая-то история? — спрашиваю я.
— Только та, что его мать связала её прошлой зимой, и все мы согласились, что это самый отвратительный головной убор в Париже, — объясняет Рашми.
— Неужели? — Сент-Клер снимает Шапку и натягивает её на голову Рашми. Из-под вязаного края комично торчат две чёрные косички. — Ты в ней неотразима. Просто красавица.
Рашми хмурится и, стащив Шапку, приглаживает волосы. Сент-Клер снова напяливает эксцентричный головной убор на свои растрёпанные волосы, и я соглашаюсь с Мередит. Шапка довольно симпатична. Сент-Клер выглядит в ней тёплым и пушистым, как плюшевый мишка.
— Как выставка? — интересуется Мер.
Сент-Клер пожимает плечами.
— Ничего особенного. А вы чем занимались?
— Анна делилась «тонким намёком» отца, — отвечает Джош.
Сент-Клер морщит лицо от отвращения.
— Я больше не хочу читать его письма, спасибо.
Закрываю ноутбук.
— Если ты освободилась, я кое-что для тебя подготовил, — говорит Сент-Клер.
— Что? Кто, я?
— Помнишь, я обещал, что заставлю тебя не чувствовать себя американкой?
Улыбаюсь.
— Ты получил мой французский паспорт?
Я помнила обещание, но думала, что он забыл, — всё-таки разговор состоялся несколько недель назад. Мне лестно, что он помнит.
— Лучше. Вчера пришло на почту. Пошли, он в моей комнате.
Произнеся это загадочную фразу, Сент-Клер прячет руки в карманы пальто и с важным видом направляется к лестнице.
Я заталкиваю ноутбук в сумку, перекидываю её через плечо и развожу руками остальным. Мер выглядит грустной, и на мгновение я чувствую себя виноватой. Но я ведь не краду у неё Сент-Клера. Я тоже друг.
Я преследую Сент-Клера пять лестничных пролётов; Шапка гордо покачивается передо мной. Мы доходим до его этажа, и Сент-Клер ведёт меня по коридору. Я возбуждена и взволнована: никогда не видела его комнату прежде. Мы всегда встречаемся в холле или на моём этаже.
— Дом, милый дом.
Он достаёт цепочку для ключей с надписью «Я оставил своё ♥ в Сан-Франциско».
«Ещё один подарок его матери», — думаю я. На двери висит скетч — Сент-Клер в шляпе Наполеона Бонапарта. Работа Джоша.
— Эй, 508! Почему ты молчал, что твоя комната прямо над моей.
Сент-Клер улыбается.
— Возможно, я не хотел, чтобы ты жаловалась, что я громко топаю по ночам.
— Дружище, а ты, правда, топаешь.
— Я знаю. Извини.
Он смеётся и придерживает для меня дверь. Его комната оказывается аккуратней, чем я ожидала. Я всегда представляла, что у парней отвратительные спальни, — горы нестиранных боксёрских трусов и пропитавшихся потом нижних рубашек, незастеленные кровати с простынями, которые не меняли неделями, плакаты пивных бутылок и женщин в неоновых бикини, пустые банки из-под содовой, мешки чипсов, разбросанные модельки самолётов и видеоигры.
Так выглядит комната Мэтта, и я всегда испытывала к ней отвращение. Никогда не знаешь, вдруг под попу подвернётся пакет соуса от «Тако Бэл».
Но комната Сент-Клера опрятна. Кровать заправлена, а на полу лишь одна маленькая стопка одежды. Никаких оборванных плакатов, только старинная карта мира над столом и две яркие картины маслом над кроватью. И книги. Я никогда не видела столько книг в одной комнате. Они сложены вдоль стен как башни — толстенные талмуды по истории, изодранные книги в мягкой обложке и... Оксфордский словарь английского языка. Как у Бридж.
— Не могу поверить, что знаю двух сумасшедших обладателей Оксфордского словаря.
— О? И кто второй?
— Бридж. Боже! Твои новые?
Корешки яркие и блестящие. Собранию Бриджет пару десятков лет: книги уже изодрались и расклеились.
Сент-Клер выглядит смущённым. Оксфордский словарь английского языка стоит тысячу долларов, и хоть мы никогда не затрагиваем тему денег, он знает, что у меня нет средств на карманные расходы, как у остальной части наших одноклассников. Это и так понятно, если я заказываю самую дешёвую еду в меню каждый раз, когда мы куда-нибудь выбираемся поесть. Может, папа и хотел дать мне необычное образование, но он не обеспокоился моим ежедневным содержанием. Я дважды просила его увеличить сумму еженедельных расходов, но он отказывал, пояснив, что я должна учиться жить на ограниченную сумму. А это тяжело, так как он не дал мне достаточно средств с самого начала.
— А как у неё дела с группой? — спрашивает Сент-Клер, меняя тему. — Она станет их барабанщиком?
— Да, первая репетиция в эти выходные.
— Это группа того парня… Бакенбарды, правильно?
Сент-Клер знает имя Тофа. Он пытается вывести меня из себя, но я не ведусь.
— Да. Так что там у тебя?
— Вот.
Он вручает мне жёлтый раздутый конверт со стола, и мой желудок начинает танцевать как на дне рождения. Открываю пакет. На пол падает маленький кусочек ткани. Канадский флаг.
Поднимаю его.
— Гм. Спасибо?
Сент-Клер бросает Шапку на кровать и взлохмачивает волосы. Пряди разлетаются во все стороны.
— Будешь носить на рюкзаке, и люди не станут принимать тебя за американку. Европейцы намного больше прощают канадцам.
Смеюсь.
— Я люблю его. Спасибо.
— Ты не обижена?
— Нет, он идеален.
— Пришлось заказывать онлайн, именно поэтому это заняло так много времени. Не знаю, где найти такой в Париже, прости. — Он ныряет в ящик письменного стола и вытаскивает английскую булавку, забирает у меня крошечный флаг с кленовым листком и аккуратно прикрепляет к карману моего рюкзака. — Вот. Теперь ты официально гражданка Канады. Попытайся не злоупотребить новой властью.
— Обещать не буду. Сегодня вечером Париж мой.
— Ладно. — Он делает паузу. — Ты это заслужила.
Мы оба останавливаемся. Он так близок ко мне. Не сводит глаз от моего лица, и моё сердце мучительно стучит в груди. Отстраняюсь и отвожу взгляд. Тоф. Мне нравится Тоф, а не Сент-Клер. Почему я должна продолжать напоминать себе об этом? Сент-Клер занят.
— Это твои работы? — Я отчаянно пытаюсь изменить атмосферу. — Картины над кроватью?
Оглядываюсь, но Сент-Клер всё ещё смотрит на меня.
Он кусает ноготь большого пальца, прежде чем ответить. Его голос звучит странно.
— Нет. Мамины.
— Правда? Они потрясные. Очень, очень… хорошие.
— Анна...
— Эти места находятся здесь, в Париже?
— Нет, это улица, на которой я рос. В Лондоне.
— О!
— Анна...
— Гм?
Я стою спиной к нему, пытаясь рассмотреть картины. Они действительно великолепны. Я просто не могу сосредоточиться. Конечно, это не Париж. Я должка была догадаться…
— Тот парень. Бакенбарды. Он тебе нравится?
Сутулю плечи.
— Ты уже спрашивал.
— Я хотел узнать, — он нервничает. — Твои чувства не изменились? С тех пор как ты переехала сюда?
До меня не сразу доходит суть вопроса.
— Вопрос не в том, что чувствую я, — говорю я наконец. — Он мне интересен, но... Я не знаю, интересуется ли он всё ещё мной.
Сент-Клер предпринимает ещё один шаг.
— Он всё ещё звонит?
— Да. Не часто. Но да.
— Ладно. Хорошо, я понял, — говорит он, моргая. — Это твой ответ.
Я отвожу взгляд.
— Я должна идти. Уверена, у тебя есть планы с Элли.
— Да. То есть, нет. То есть, я не знаю. Если ты сегодня свободна…
Открываю дверь.
— В общем, я пошла. Спасибо за канадское гражданство.
Стучу по флагу на рюкзаке.
Странно, но у Сент-Клера такой вид, словно его ударили.
— Нет проблем. Рад был помочь.
Бегу по лестнице, перепрыгивая через два ступеньки. Что только что произошло? В одну минуту между нами всё прекрасно, а в следующую я готова удирать со всех ног. Мне нужно на улицу. Я должна оставить общежитие. Возможно, я не храбрая американка, но думаю, что могу стать храброй канадкой. Забираю «Парископ» из комнаты и быстро спускаюсь.
Я собираюсь увидеть Париж. Одна.

Сноска
1. Роман китайского писателя Сы-цзе, написанный на автобиографическом материале.
Во время китайской культурной революции юношей Ма и Луо как детей «реакционных интеллигентов» выслали на перевоспитание в горную деревню. Вопреки желанию комиссаров, взросление юношей прошло под влиянием не идей товарища Мао, а романов буржуазных писателей Бальзака и Дюма. Книги, чудом доставшиеся им в наследство, помогли выжить в чудовищных условиях и заразить мечтой о другой жизни неграмотную дочку местного портного. Прошли годы, и знаменитый музыкант вернулся в те края в поисках своей первой любви.
Администратор запретил публиковать записи гостям.
Спасибо сказали: Solitary-angel, Cerera, Стелла, silverwing, Алина