С великой силой приходит великая ответственность.
Не секрет, что я «хорошо оснащен». Шарлотта уже поняла это, хотя даже не раздела меня. Но, когда у тебя член намного больше среднего размера, секрет успеха в том, что ты не должен размахивать им, как большой бейсбольной битой. Наоборот стоит относиться к нему, как бейсбольный менеджер к лучшему клоузеру¹. Член с огневой мощью – твое секретное оружие, и на вес золота знать, как правильно разыграть матч, расставив игроков на поле. Смысл в том, что член никогда не должен быть звездой выступления.
На первом месте всегда девушка. Она должна чувствовать это от начала и до конца. Нужно правильно ее разогреть. А для этого использовать все свои инструменты: руки, пальцы, рот, язык и слова.
К счастью, я отлично в этом разбираюсь и намерен показать Шарлотте все, на что способен.
Для начала слова…
– Я должен кое в чем признаться, – говорю я.
– В чем?
– Знаю, ты пыталась доказать, что мы можем оставаться друзьями, пока мы смотрели сериалы. Но я не очень был настроен на дружеский лад.
– Нет? – спрашивает она, а в глазах мелькает беспокойство.
Я качаю головой:
– О какой дружбе может идти речь, когда я не мог перестать думать, насколько сладки твои губы, – шепчу я, и беспокойство в глазах Шарлотты превращается в искры желания. Ее грудь поднимается и опускается, словно каждый вздох подпитывает предвкушение близкого наслаждения.
Я обхватываю ее лицо руками, склоняюсь к губам и целую.
Ласково сводя с ума. Мягкий, медленный, дразнящий поцелуй подстегивает желание и несет скрытое обещание. Я прижимаюсь к ее рту, пробуя, заявляя права, а потом скольжу языком между красных жаждущих губ.
Наши языки переплетаются, и у меня вырывается стон.
Это не первый наш поцелуй, но впервые мы не собираемся им ограничиваться. Мы целуемся, осознавая, что собираемся довести дело до конца.
Ее груди прижимаются к моей рубашке, и очень скоро я намерен уделить им особое внимание. Я скрупулезно изучу эту великолепную грудь, а потом проведу сладостные часы, исследуя каждый миллиметр тела.
Вот так я ее целую. С обещанием предстоящего наслаждения.
Ее.
Многократного.
Разорвав поцелуй, я провожу большим пальцем по ее верхней губе, помечая территорию.
У нее вырывается тихий стон, полный страсти.
– Ты на вкус как вишневая конфета, текила и желание, – говорю я ей, опуская руку на шею и проводя пальцами по мягкой, нежной коже. – А теперь, когда узнал вкус твоих губ, я сгораю от желания попробовать тебя всю. Увидеть обнаженной. Я несколько дней не переставая только и мечтал об этом.
– Тогда раздень меня, – говорит она с мольбой.
– Ну, раз ты так любезно просишь, – отвечаю я едва слышно и медленно расстегиваю одну пуговицу, а затем другую. Я полностью опьянен, зная, что не только увижу грудь Шарлотты, но буду прикасаться, целовать и ласкать ее. Пульс зашкаливает от предвкушения, а стук моего сердца, кажется, слышен на всю квартиру. Мне хочется навечно запечатлеть этот момент в памяти. Никогда не забуду, каково снимать рубашку с Шарлотты.
Она проводит языком по губам, глаза сверкают, а тело слегка дрожит. Шарлотта напоминает красивую птицу в клетке: крылья трепещутся, сердце бешено колотится, стремясь вырваться на свободу.
Я стану ее единственным освободителем. Позволю вырваться и воспарить к небесам.
Еще одна пуговица выскальзывает из плена, и мои пальцы скользят по ложбинке.
Шарлотта судорожно дышит, а у меня вырывается стон. Мы оба одновременно ухмыляемся от осознания истины. Не нужно быть телепатом, чтобы понять, как мне нравится прикасаться к ней, и в каком от этого Шарлотта восторге. Несмотря на то, что грудь уже неприкрыта, я не спешу распахивать рубашку. Упорно жду, когда расстегну каждую проклятую пуговицу. Я в предвкушении охренительного момента, когда, наконец, увижу ее обнаженное великолепие. Я уже знаю, Шарлотта прекрасней любого бриллианта.
Добравшись до последней пуговицы, я провожу пальцем по нежной плоти, и у Шарлотты с губ срывается стон.
Последняя пуговица выскальзывает из петельки, и я отступаю на шаг.
Я сражен наповал, стоящей передо мной женщиной. Шарлотта всегда была красивой, но сейчас, стоя у белой стены в лучах лунного света, льнущего из балкона, она не просто красива.
Она ангел, спустившийся согрешить со мной.
Рубашка наполовину распахнута, открывая взору аппетитную полоску кожи, начиная от яремной впадинки, ложбинки между грудей и вниз до пупка. На ней розовые кружевные трусики с низкой посадкой. Взявшись за воротник, я стягиваю ткань по ее плечам, но на секунду останавливаюсь и целую ключицу. Ткань плавно скользит вниз, а я усыпаю дорожку из поцелуев от ее локтя до запястья.
Со счастливым вздохом Шарлотта скидывает рубашку на пол. В груди разгорается безумный огонь от ее вида, вкуса и запаха.
Боже милостивый, раздевать ее все равно, что разворачивать подарок. Когда развязываешь бантик, открываешь упаковку и понимаешь, что внутри тебя ждет, намного больше, чем ты смел мечтать на Рождество.
Шарлотта небесной красоты.
У нее круглая полная грудь с напряженными вздернутыми сосками. Живот плоский и мягкий, а бедра умоляют о прикосновениях, чтобы я их сжимал, пока овладеваю ей. Мой член затвердел, как сталь, от этого восхитительного образа.
Но в первую очередь я уделю особое внимание ее груди. Обхватываю их руками и сжимаю. При первом прикосновении у Шарлотты срывается стон, и она откидывает голову назад к стене.
– Хочешь знать, какие еще совсем не дружеские мысли меня посещали? – хрипло шепчу я ей на ухо, поглаживая мягкую плоть вокруг сосков.
– Да. О чем? – звонко спрашивает она, тая от моих прикосновений.
– Мне было интересно, понравится ли тебе так же, как мне, когда я буду ласкать твою грудь ртом. – Я слегка отстраняюсь и смотрю ей в глаза. – Как, по-твоему, я угадал?
Она быстро кивает. И от такого отчаянного рвения горячие искры молнией устремляются вниз по позвоночнику. Ее ответ – словно мечта, именно такой реакции я от нее хотел… чтобы ночь со мной оказалось лучше любой ее фантазии.
Хочу, чтобы реальность превзошла все ее ожидания.
Тем более, я еще никогда не видел такую Шарлотту, как в последние несколько дней. Девушку, которая стремится подразнить меня или забирается на колени в такси, или шепчет пошлости на ухо, выходя из комнаты. О, не сомневаюсь она неподалеку. Но сейчас на ее месте более мягкая и уязвимая Шарлотта, и именно ее я хочу больше всего.
Ей я смогу управлять.
Довести до исступления.
Овладеть.
Наклоняюсь и прижимаюсь ртом к одной из великолепных холмиков и обхватываю губами твердый, как алмаз, сосок. У нее вырывается тихий всхлип. Шарлотта зарывается пальцами в моих волосах и сжимает их, когда я накрываю руками ее груди и осторожно тяну сосок зубами.
Пальцы смыкаются на мягкой плоти, и в голове мелькает мысль, как же здорово будет когда-нибудь трахнуть ее грудь, скользя в ложбинке членом. Ее груди чертовски сексапильные и чувствительные от простого прикосновения моего языка.
Я мог бы трахнуть этих красавиц, кончая на нежную кожу. Но не сегодня. Это ночь Шарлотты, а не моя.
Перехожу ко второй груди, ласкаю языком, уделяя ей столько же внимания. Звуки, срывающиеся с ее ротика, отвечают на мой вопрос, как сильно ей это нравится. У нее от каждого моего поцелуя и облизывания перехватывает дыхание. Так что ответ однозначно положительный.
– Значит, тебе это нравится, так же, как и мне, – говорю я.
– О, дааа….
Ответ протяжен и полон страсти, точно песня. Очень порочная песня.
С каждым сантиметром я спускаюсь все ниже по ее телу, целуя живот, исследуя языком бедра. Она вздрагивает и стонет, прерывисто дыша, пока я пробую миллиметр за миллиметром ее кожу.
Вырисовываю сладкую линию вокруг ее пупка и до конца осознаю, насколько сильно хочу, чтобы эта ночь стала для нее удивительной. Чтобы она чувствовала себя обожаемой и в тоже время хорошенько оттраханной.
Путешествуя вниз по ее телу, мой язык исследует край розовых, почти прозрачных трусиков, а потом проскальзывает под резинку, и Шарлотта вздрагивает. Единственное место, где я сейчас хочу быть - это ее киска. Единственное во всей вселенной.
Я просовываю палец под тонкую резинку розового кружева, как вдруг Шарлотта меня окрикивает:
– Спенсер.
Я поднимаю взгляд.
– Ты снимешь футболку?
Одним быстрым движением я скидываю одежду, и ладони Шарлотты ложатся на мои плечи. Потрясающе чувствовать на себе ее руки, даже если она лишь опирается на меня. Именно этого я жажду: стать единственной опорой Шарлотты, когда я своим языком переверну весь ее мир. Я миллиметр за миллиметром спускаю трусики вниз по ее бедрам, наслаждаясь и любуясь каждой мельчайшей деталью. В горле пересыхает, и я с трудом сглатываю при первом взгляде на лобок, покрытый мелкими кудряшками.
Натуральная блондинка.
Зарываюсь носом в волоски и вдыхаю. Я собираюсь попробовать ее. Намериваюсь провести языком между ног моей лучшей подруги, и никогда в жизни я не был так чертовски возбужден.
– Теперь веришь мне?
– Ты о чем? – спрашивает она счастливым, слегка одурманенным голосом.
– Что меня влечет к тебе.
– Да, – отрывисто выдыхает она.
– Это невероятное притяжение, Шарлотта. Я умираю от желания попробовать тебя. Надеюсь, все сомнения отпали, учитывая, что я стою на коленях, стягивая с тебя трусики, и планирую зарыться лицом между твоих бедер, – говорю я, а Шарлотта еще тесней прижимается ко мне.
– Я больше в этом не сомневаюсь. Ни капельки. Клянусь, – всхлипывает она, с диким отчаяньем моля о прикосновениях.
Я целую местечко над клитором. Судя по стонам, Шарлотта на грани.
Так же, как и я.
Спускаю кружева до щиколоток, и Шарлотта, держась за мои плечи, окончательно скидывает их. Поднимаю голову и встречаюсь с карими глазами, в которых плещется желание, равное по силе моему собственному.
Отпала необходимость в словах и поддразниваниях.
И ждать больше не нужно.
Опускаю руки на внутреннюю сторону бедер и раздвигаю их. Не в силах сдержать стон от открывшегося мне великолепия – красивая, восхитительная, мокрая киска Шарлотты.
Прекрасный клитор, уже набухший и пульсирующий для меня.
Провожу по нему языком, и с ее губ срывается самый восхитительный в мире стон. Сжимаю ее бедра, удерживая Шарлотту на месте, пока целую сладкую киску. Я бы мог устроить здесь банкет. Ласкать ее, как безумно голодный человек. Я изнываю от желания насладиться ее вкусом, так же сильно, как мечтаю довести Шарлотту до исступления. Хочу узнать, понравится ей быстро и жадно или наоборот следует медленно и нежно растягивать удовольствие. Щелкаю языком по клитору и облизываю. Судя по тому, как Шарлотта впивается ногтями в мои плечи, она взлетает до небес от одного кончика моего языка.
У нее вкус секса, мечты и наслаждения. Я упиваюсь сладостным нектаром. Тело не просто объято пламенем, оно как вулкан. Кровь по венам несется лавой, а пульс грохочет от желания. Мой член устанавливает мировые рекорды по твердости, до боли врезаясь в молнию джинсов.
Я хочу упиваться этой женщиной. Чувствовать на своей коже ее запах, а на щетинистом подбородке – влагу. Проклятье, мне нужно уткнуться носом в этот жар.
Пальцами раздвигаю и облизываю скользкие складки. Она стонет от удовольствия:
– О Боже…
Она несколько минут повторяет это как молитву, пока я упиваюсь греховно-сладкой киской и узнаю, насколько ей это нравится.
Бедра Шарлотты с отчаянным рвеньем рвутся мне на встречу, вторя отрывистому беспорядочному дыханию. Мой язык скользит внутрь, и ногти Шарлотты впиваются мне в плечи, а когда я возвращаюсь к клитору, ее сотрясает мелкая дрожь. Вхожу в нее одним пальцем. Она такая тугая. И в следующую секунду Шарлотта всхлипывает на распев.
Охренеть, но она словно поет.
– Боже мой! О Б-о-ж-е! О Б-о-ж-е!..
Она продолжает что-то шептать, и это удивительно. Мне нравится, что она не в силах подобрать слова. Я в восторге, что она не в силах говорить, лишь стонать, пока парит в небесах от моего языка.
Она достигает самой высокой ноты, какую мне довелось слышать, и в исступлении трахает мое лицо. Шарлотта убирает руки с моих плеч, хватает меня за голову и объезжает мое лицо, пока я до последней капельки слизываю ее сладость.
Она вкуснее, чем была в душе.
Лучше, чем в моих фантазиях.
Она настоящая, как и ее оргазм на моих губах и подбородке.
Я жутко счастлив и невероятно возбужден.
Я встаю и обхватываю ее голову рукой. Шарлотта дрожит. Целиком и полностью.
И теперь я говорю то, что не мог сказать вчера в такси.
– Господи, я так чертовски сильно хочу трахнуть тебя сейчас.
Она отвечает мне тремя лучшими в мире словами:
– Я хочу тебя.
Минуточку. Я посчитал не правильно. Она добавляет еще одно. Четыре лучших для любого мужика слова:
– Я дико хочу тебя.

1. Клоузер (англ. closer) — питчер, закрывающий игру в бейсболе или софтболе. Обычно появляется на поле в последнем, 9 иннинге с целью сохранить имеющееся очковое преимущество команды над соперником.

Я подхватываю ее теплое, гибкое тело и несу к обеденному столу. Поверьте, это не спонтанное решение.
Я обдумал все возможные варианты и выбрал именно этот.
Миссионерская поза, хоть и фантастическая, но для нашего первого раза никуда не годится. У Шарлотты от нее не снесет крышу. «Наездница» тоже не катит. Контроль должен быть в моих руках. И, конечно, в первую ночь я не стал бы брать ее сзади или в коленно-локтевой позе. Во время процесса я хочу видеть ее лицо. Губы, когда она будет на грани, и глаза, когда кончит.
Я осторожно кладу ее голую задницу на край деревянного стола, и у Шарлотты округляются глаза, озаренные вспышкой понимания. На секунду появляется, но тут же исчезает желание спросить, занимались ли они с Брэдли сексом за пределами спальни. Мне глубоко на это плевать. Сейчас она моя, а этот дятел больше никогда не прикоснется к самой прекрасной и удивительной в мире женщине. Он потерял, а я приобрел.
– Оставайся здесь, – резко говорю я, возвращаясь к журнальному столику за презервативом.
– Честно говоря, я и не планировала куда-то уходить, – монотонно говорит она, и я с улыбкой восхищаюсь ее сухим юмором.
Вернувшись, я расстегиваю джинсы, стягивая их вниз по бедрам, а потом отбрасываю в сторону. Через мгновение шаловливые ручонки стягивают мои боксеры, и Шарлотта кусает губы.
Освобожденный член салютирует ей. Ее глаза не просто округляются, они сейчас напоминают спутниковые тарелки.
– Ни фига себе! – шепчет она, прижимая руку ко рту.
Со смехом я убираю пальчики с ее губ.
– Да, он войдет, – отвечаю я на невысказанный вопрос, который крутится у нее на кончике языка.
– Откуда ты знаешь, о чем я хотела спросить?
Я не отвечаю, вместо этого задаю другой вопрос, и кладу пакетик с ней рядом на стол.
– Хочешь знать, почему я так думаю?
– Почему?
Я провожу пальцами по скользким складкам.
– Потому что ты такая мокрая, что я войду в тебя с легкостью и без проблем. – Я беру ее за руку. – Теперь прикоснись к нему.
С восхитительным придыханием, будоражащим кровь, Шарлотта обхватывает ладошкой член, и я стону от невероятного удовольствия. Она скользит вверх и вниз, с каждым прикосновением разжигая меня еще больше. От ее поглаживаний мое тело словно объято огнем. Каждый миллиметр пылает от сильного желания. Я стою у нее между ног, а Шарлотта сидит на краю стола, голая и разгоряченная после первого оргазма. Этот момент нереально охренительный.
Она играет со мной с минуту. Ловкие пальчики исследуют вдоль и поперек мой член. От нежного, сладкого трения в моей груди зарождается рык. Шарлотта растирает каплю предсемени по головке, и я больше не могу сдерживаться.
– Ты мне нужна, – говорю я, проводя ладонями по ее бедрам, развожу ноги еще шире. Хватаю презерватив, осторожно снимаю обертку и надеваю его.
Втискиваюсь бедрами между ее широко открытых ножек и проталкиваю головку к складкам. Прикрыв глаза, Шарлотта начинает тереться об меня, изнывая от жажды.
Зарываясь пальцами в ее волосы, я обхватываю затылок ладонями.
– Сделай это сама, – слегка грубо говорю я, пресекая на корню любые споры.
Обхватив рукой основание, она трет кончиком моего члена по киске, а потом вводит внутрь, миллиметр за миллиметром. Пока я позволяю ей вести. Пусть сделает это, как ей удобно. В какой-то момент она резко вздыхает.
– Больно?
Шарлотта качает головой, отпускает мой член и обвивает руками шею:
– Нет. Великолепно. Так здорово чувствовать тебя внутри.
Это сигнал для меня начинать представление. Я делаю последний рывок и заполняю ее. У меня сносит крышу.
Это… ад.
И небеса.
Блаженство.
Вот что это.
Я. Прямо сейчас. В эту самую секунду в раю.
Ее влажность восхитительна, внутри так жарко. Невероятные, просто охренительные ощущения. Все до единого.
Ее пальцы зарываются в мои волосы. Я обхватываю ее бедра и начинаю двигаться, давая время привыкнуть. Слежу за выражением лица и карих глаз, когда она привыкает ко мне. Я улавливаю мельчайшие намеки. Начинаю с медленных, сдержанных толчков, пока Шарлотта полностью не расслабляется, позволяя мне заполнить ее. Колени Шарлотты полностью распахиваются, губы слегка приоткрываются, и она кивает, а потом, смотрит на меня и шепчет:
– Трахни меня.
Два слова, которые воспламеняют каждый сантиметр моей кожи.
Я трахаю ее, а она меня. Вхожу глубже, и Шарлотта подстраивается, приподнимаясь ко мне навстречу. Мы двигаемся в едином ритме, невероятно синхронно. Мы связаны.
Наш первый раз. Я стараюсь запомнить все до мельчайших деталей. Отблески румянца, разливающиеся на ее груди. Запах ванильного лосьона на ее плечах. Каждый стон, всхлип и вздох Шарлотты наполнен наслаждением.
Ее припухшие и приоткрывшиеся губы молят о поцелуях. Наклоняюсь и захватываю их в плен, одновременно вонзаясь в нее. Мы целуемся – грубо, жестко, грязно с вздохами, которые доказывают, что она сейчас в другом мире вместе со мной.
Я скольжу руками под ее бедрами, и она приподнимает ноги выше.
– Оберни их вокруг меня, – прошу я.
Она скрещивает лодыжки у меня на пояснице.
– Так?
– Именно так, – повторяю я, а потом закрываю глаза, когда давление становится слишком бешеным. Мои квадрицепсы натянуты, и я могу только себе представить, насколько невероятным будет кончить внутрь нее. Но сдерживаюсь, пока Шарлотта не достигнет оргазма.
Я вталкиваюсь в нее сильнее и глубже, а в какой-то момент попадаю в особую точку, которая буквально поворачивает переключатель. Она задыхается, содрогаясь. Шарлотта стискивает меня ногами. То что нужно! Именно так я подведу ее к краю, туго и плотно обхватив меня. Ближе ко мне. Со мной. Подо мной. Она извивается и содрогается, и начинает терять контроль.
– О Боже... – стонет Шарлотта, и ее звуки отдаются диким эхом в моих ушах.
Ее тело как вода и огонь. В ней сокрыты все стихии. Все стороны женской натуры: уязвимость, мягкость, сила, женственность.
Она вскрикивает – протяжно, низко и просто великолепно. Шарлотта поднимает свое лицо ко мне, обхватив руками шею, зазывно и пытливо. В спешке ее губы прижимаются к моему уху и шепчут нараспев, как будто я нуждаюсь в словесном подтверждении.
– Я кончаю, кончаю, кончаю.
Это словно песня.
Я офигенно ошибался, считая, что этот момент не может стать сексуальней. Еще как может. С легкостью. Верх совершенства. Нет ничего лучше, чем слышать, как она шепчет на ухо, что достигает кульминации, хотя мне это и так известно. Но Шарлотте просто необходимо об этом сказать.
Я присоединяюсь к ней, трахая ее жестко и приближаясь к собственной развязке.
Через минуту после того, как наше дыхание приходит в норму, я уже готов к неловкости, которая так и не наступает. Ни сразу, ни потом.
Я выхожу из нее, снимаю презерватив, и бросаю резинку в мусорное ведро. Возвращаюсь к Шарлотте и целую ее веки. Потом она исчезает в ванной, чтобы привести себя в порядок. Я спрашиваю, хочет ли она глянуть еще одну серию, когда Шарлотта возвращается в комнату.
Все еще обнаженная.
Мы смотрим, как Касл и Беккет пытаются распутать еще одно убийство.
Фактически, мы возвращаемся к началу вечера: едим мармеладных мишек, пьем Маргариту и гадаем над поворотами сюжета. Все это длится до тех пор, пока я не притягиваю Шарлотту ближе, и она снова действует на меня как виагра. В считанные минуты мы приступам ко второму раунду, на этот раз на диване. Очень скоро я слышу мою новую, самую любимую песню, когда Шарлотта прижимается губами к моему уху и шепчет нараспев, что кончает.
Достигнув развязки, мы засыпаем.
Вместо будильника меня будит Фидо, играя на моей голове, как на пианино. Вот так своеобразно он заявляет, что голоден. Терраса залита лучами утреннего солнца. Шарлотта крепко спит в моих объятиях.
Мы нарушили наше первое правило.

Надюша, ты права. Главы не то, что горячие, а просто огненные , но... какая бы жаркая ночь не была у хозяина, а завтрак у Фидо должен быть строго по расписанию.
Надюша, Соби, jule4444ka и Леночка, спасибо.

Жарко Вот так сразу первое правило и нарушили. Кто бы сомневался) Спасибо за главы

жара,огонь!! да, такими темпами они все правила нарушат))))
спасибо за скорое продолжение!!

После двух восхитительных дней, заполненных сексом с небольшим перерывом на работу и непродолжительный сон, во вторник ближе к вечеру я получаю эсэмэску с Бэт-сигналом¹.
Сообщение приходит, когда я бегу вдоль шоссе Вест-Сайд.

Тренажерный зал в моем доме. Здесь Кретин. Он пялится на мое кольцо.

Чую за километр шикарную возможность. Хотя именно благодаря Брэдли она согласилась прикинуться моей невестой, чтобы избавиться от ужасных подарков и красиво отомстить. К счастью, он потерял ее. С другой стороны, Брэдли фирменная сволочь, и теперь я могу утереть ему нос.
Меняю планы и бегу через весь город, уворачиваясь от парней в костюмах, женщин в платьях, строителей и других обитателей Нью-Йорке, которые идут по своим делам, пока я несусь как угорелый на Марри-Хилл. Когда я добегаю до ее дома, то тяжело дышу, а пот стекает по груди. Сообщаю швейцару, что пришел к Шарлотте. Меня без проблем пропускают, поскольку я в списке постоянных посетителей без ограничений. Я быстро иду к лифту и спускаюсь в тренажерный зал.
Нахожу Шарлотту в считанные секунды. Она на беговой дорожке, а Брэдли крутит педали, наблюдает за ней с велотренажера.
Встречаюсь с ним взглядом и салютирую ему двумя пальцами, а потом иду к Шарлотте. Останавливаю ее тренажер и жадно целую. Хотя она меня не ждала, но не спешит отстраняться. Наоборот пылко отвечает, тая в моих руках. Поцелуй в секунду из невинного превращается в весьма откровенный. А когда Шарлотта спрыгивает с беговой дорожки и обнимает меня, поцелуй уже выходит за рамки приличия. Не отрываясь от моих губ, она шепчет, что перед тем как пойти в «Лаки Спот», нам нужно подняться в ее квартиру.
Это по мне. Капитан Жених к вашим услугам.
Направляясь к лифту, я смотрю на Брэдли. Он пыхтит и пыжиться, злой как черт.
Выпячиваю грудь и расправляю плечи.
Что тут поделать? Моя женщина меня хочет.

Следующий сигнал о помощи приходит тем же вечером, только от матери. Я работаю в небольшом кабинете в задней части бара, в окружении коробок с коктейльными салфетками и шкафчиков, где хранятся первоклассные спиртные напитки.
Сначала сообщение выглядит как приглашение:

Привет, дорогой! У нас есть билеты на мюзикл «Скрипач на крыше» завтра вечером. Два лишних. Вы сможете с Шарлоттой прийти? Можем собраться пораньше и посидеть в «Сардис»².

Сказать, что я не фанат мюзиклов огромное преуменьшением. Если честно, вопрос мамы меня страшно удивил. Вся семья в курсе, что когда дело доходит до мероприятий связанных с песнями и плясками, я нахожу уйму отмазок начиная от «слежу, как сохнет краска» и «привожу в порядок галстуки» до «надо к стоматологу».
Но сейчас мне в голову не приходит ни одна отговорка, ведь Шарлотта обожает Бродвей. Я выскакиваю из офиса и нахожу ее за барной стойкой.
– Прозвучит странно, – говорю я, присоединяясь к ней. – Но не хочешь ли завтра сходить на «Скрипач на крыше»? Со мной?
Шарлотта пристально всматривается мне в лицо, а потом прижимает ладонь ко лбу.
– Температуры нет.
– Я серьезно.
– Может она еще не поднялась.
– Я не шучу.
– Тебя прямо сейчас отвести в больничку или подождать первых признаков лихорадки?
Я стучу пальцем по своим часам.
– Приглашение истекает ровно через пять секунд. Пять, четыре, три…
Она хлопает в ладоши.
– Да! Конечно, я хочу пойти. Обожаю мюзиклы. Это так здорово. Я даже не стану спрашивать, где твой мешок с оправданиями. А просто буду наслаждаться жизнью.
– Хорошо, – говорю я и подхожу ближе, намериваясь поцеловать ее в щеку, но в последний момент останавливаюсь.
В глазах Шарлотты мелькает паника, и она слегка кивает головой. Здесь Дженни и официанты, разносят заказы.
Блин!
Какого хрена я едва не отчудил такое? Я не прочь выражать чувства на людях, но не на работе, когда рядом сотрудники, менеджер и клиенты.
– Прости, – бормочу я.
Смешивая водку с тоником, темноволосая Дженни поднимает ухоженную бровь, но ничего не говорит. Шарлотта не носит в баре кольцо, но глядя на реакцию Дженни, я задумываюсь, могут ли наши сотрудники почувствовать изменения. Как животные чуют надвигающеюся бурю, догадываются ли персонал, что их начальники спят вместе? Могут понять, что это временное явление? В голове роется столько мыслей. Я стою слишком близко к Шарлотте и смотрю чересчур пристально. Все настолько очевидно? По моему взгляду понятно, что я сейчас представляю, как моя бизнес-партнерша сидит на мне обнаженная и кончает от моего языка?
Я качаю головой, отгоняя похотливые мысли и пытаюсь сгладить оплошность.
– Мы чуть не нарушили второе правило, – говорю я Шарлотте.
– Какое?
– Никаких странностей.
Она смеется и хлопает меня по плечу.
– Все в порядке, Холидэй. Это даже ни капельки не странно, – а чуть тише добавляет: – наоборот очаровательно.
Вот черт, теперь я краснею. Потому что…
Минуточку.
Какого хрена?
Походу у меня реально жар. Я добровольно обрек себя на музыкальную каторгу, а меня обозвали очаровательным. Я с этим не согласен. Категорично. Мы сегодня трахались по полной, и Шарлотте прекрасно известно, что во мне нет ничего очаровательного.
Я сама мужественность и сила.
– Отлично, – говорю я, самоуверенно барабаня костяшками пальцев по бару, как будто мое небрежное отношение может восстановить мой крутой имидж. – Значит мы завтра идем, но только потому что ты этого хочешь.
Телефон снова гудит. Читаю сообщение, и у меня поникают плечи.

Офферманы тоже будут :)

Поворачиваюсь к Шарлотте.
– Это была засада, – говорю я, а потом делюсь подробностями.
Но она продолжает улыбаться как ни в чем не бывало.
– Все нормально. Я не против их компании. – Она наклоняется чуть ближе и шепчет: – На самом деле, за эти пару дней мне стало еще проще играть твою невесту.
– Почему же?
– Из-за того, как ты трахаешь меня всю ночь напролет, – говорит она едва слышно.
Меня охватывает желание. Я готов затащить ее в кабинет, и отыметь прям здесь на работе.
Но Дженни снова её зовет, и я возвращаюсь к компьютеру с крепким стояком.
Пока я отвечаю на электронные письма от поставщиков, до меня доходит, что от комментария Шарлотты об «очаровании», я по идеи должен был почувствовать себя странно, а это не так. Почему?
Возможно, потому что Шарлотта светилась от счастья из-за мюзикла. Проклятье, отвести ее на Бродвей наименьшее как я могу отблагодарить Шарлотту за фантастическую игру ради сделки моего отца.
Загадка решена. Мне нравится делать Шарлотту счастливой, потому что она мой друг, а друзья помогают друг другу.
Вот так-то! Я оступился, но все же не нарушил еще одно правило.

1. Отсылка на комикс «Бэтмен». Бэт-сигнал (англ. Bat-Signal) — светящийся прожектор с нарисованной летучей мышью на его стекле, луч света которого видно над Готэмом.

2. Ресторан «Сардис» находится между Бродвеем и Восьмой авеню в театральном районе Манхэттена в Нью-Йорке. Данный ресторан известен сотнями карикатур знаменитостей, которыми украшены стены заведения. Открытие состоялось 5 марта 1927 г.

Ура!Ура! Спасибо за новую главу! Ну Спенсер уже на правильном пути. Уже влюбился)

По ходу,да,влюбился Ставить на первое место возможность осчастливить Шарлотту-это уже признаки любви!
спасибо за новую главку!!!

Девочки, согласна с вашими словами насчет любви, но мне кажется, что не совсем верно указано время возникновения этого чувства так, как они давно любят друг друга, но темп жизни, их дружба не давала возможности взглянуть на их отношения со стороны.
Надюша, Соби, jule4444ka и Леночка, спасибо.

Спасибо за продолжение, девочки)
Я вот думаю,что Шарлотта прекрасно знает, что любит Спенсера)Помните,как она растерялись,когда Харпер ее спросила в лоб об этом)
А он скоро поймет,нужна просто стрессовая ситуация какая-то или ревность или что-то в этом духе.

Девочки мои хорошие, спасибо за комментарии и что вместе с нами читаете эту веселую историю


В «Сардис» к нам присоединяется репортер. Его зовут Эйб, и его лицо слегка напоминает лошадиную морду, а мешковатая одежда размера на два больше (вероятно от старшего брата). А еще я не уверен, получил ли он права или даже начал бриться.
Он делает групповое фото двух семей, когда мы чокаемся бокалами и пробуем закуску, и я искренне удивлен насколько раздутой будет заказная статья. Видать поэтому журнал отправил пацана. С другой стороны, «Жизнь и Время Метрополиса» славится лучшим минетом в мире журналистики. Берут целиком и не давятся.
Фотографии, в принципе, должны показывать нас в повседневной обстановке, но мы ни на секунды не забываем об объективах фотокамер, пока делаем заказ, общаемся и поднимаем бокалы на фоне черно-белых карикатур звезд театра и кино. В этот раз, для игры на публику, собрались только пары: мои родители, мистер Офферман с женой, и я с Шарлоттой. Харпер сегодня не пригласили, и в обычной ситуации я бы поддразнил сестру «изгнанием», но она, вероятно, с радостью пропустит это вынужденное событие с лицемерным трепом, словно мы ни сном ни духом не подозреваем о присутствии репортера.
Но я понимаю, почему Офферман раздул подобную шумиху. Статьи в таком духе помогают купле-продаже, тем самым показывая и уверяя клиентов в дружеской передаче новым владельцам международной ювелирной сети магазинов «Катрин». Одетые с иголочки, мы выглядим презентабельно для обложки журнала. На мне светло-зеленая рубашка на пуговицах и бледно-желтый галстук с анимированными пандами, а Шарлотта просто сногшибательна в черном платье с короткими рукавами и розовой лентой-пояском, обвитой вокруг талии.
– Вы сегодня не взяли с собой дочерей, – обращаюсь я к мистеру Офферману, покончив с оливкой. – Полагаю, они слишком заняты в конце учебного года? Или просто не любят театра?
Он пренебрежительно отмахивается.
– У нас было всего шесть билетов, а в этом деле мужчины важнее.
Я чуть не давлюсь оливковой косточкой.
– Простите, о чем вы?
– Мои девочки не вмешиваются в бизнес, – говорит он и делает глоток скотча, а потом приподнимает бокал, прося официанта повторить.
– Я тоже не участвую в бизнесе моего отца, хотя вы меня пригласили, – отмечаю я маленькую несостыковку в его логике.
– Согласен, но твое мнение важнее, чем, скажем, твое…
Журналист хлопает меня по плечу, не дав Офферману договорить.
– Можно сфотографировать вас с Шарлоттой у бара? Фотография счастливой пары станет украшением статьи.
Я встаю, а внутренности скручивает узлом из-за лжи. Наверняка уже завтра снимки появятся в сети, а потом новость устареет, ведь через несколько дней мы разорвем «помолвку» как планировали. Или же они никогда не увидят свет… ведь «счастливой пары» больше не будет.
Когда мы отходим от стола, Шарлотта смотрит мне в глаза и явно размышляет о том же. Мы неспешно обходим столики в ресторане.
В самом начале наш спектакль казался идеальным решением. Довольно правдоподобный способ выставить меня в выгодном свете, чтобы не сорвать сделку отцу, хотя при этом пришлось обмануть всю семью. Но теперь все зашло слишком далеко и граничит с бесстыжей манипуляцией. Моя ложь оставляет неприятный осадок в душе.
Но цель оправдывает средства, напоминаю я себе, когда мы направляемся к бару. Утром отец сказал, что к выходным будут решены все вопросы с банком, и они окончательно заключат сделку о продаже. Мне претит мысль, что Офферман мог отказаться от сделки, если бы я не стал плясать под его дудку. А еще я чувствую себя конченым мошенником, и мне за себя противно.
Хорошо хоть, что лгать осталось всего несколько дней.
Хреново, что времени осталось так мало.
– Улыбочку, – говорит Эйб, когда мы подходим к бару. За спиной у нас карикатуры Тома Хэнкса и Эдварда Аснера.
Я обнимаю Шарлотту и с легкой усмешкой наклоняюсь, вдыхая аромат ее шеи. Она пахнет персиками. Я целую ее в щеку, и у Шарлотты перехватывает дыхание. Она прижимается ко мне еще ближе, и ощущение фальши испаряется вместе с неприятным осадком. Между нами проскакивает искра. Я бы даже сказал, вспыхивает костер. От которого должен загореться объектив.
Я отпускаю Шарлотту и смотрю на журналиста с глуповатой улыбкой.
– Простите, но я бессилен. Она слишком красива.
– Очевидно, что вы ее любите, – говорит он, опуская камеру, а потом достает из кармана записную книжку. – Но все же позвольте спросить, когда она стала для вас единственной?
– Простите? – переспрашиваю я, наморщив лоб.
– Это же случилось совсем недавно? Я про верность и серьезность отношений.
– Конечно, мы верны друг другу. Мы же помолвлены, – властно отвечает Шарлотта, взяв меня за руку.
– Не сомневаюсь, – заявляет журналюга, косясь на обручалку Шарлотты. – Я спрашиваю, когда все стало так серьезно?
У Шарлотты на щеках вспыхивает румянец, и я вмешиваюсь в разговор:
– Мы начали встречаться недавно, если об этом речь.
– Ну, это понятно, – говорит Эйб, как шакал впиваясь в кость с твердым намереньем не выпускать добычу. – В прошлом месяце вы красовались на страницах «Жизнь Саус-Бич» с поваром из Майами, а всего несколько недель назад произошел инцидент со знаменитой тренершей.
Будь я проклят вместе со своим гулящим образом жизни. Я напрягаюсь, мышцы натягиваются как струна. Мы влипли в ситуацию, которую так отчаянно хотел избежать мой отец.
– Это была пустая болтовня, – говорю я, не переставая ухмыляться. – Вы в курсе как это бывает.
– Вы про Кэссиди? С Кэссиди Винтерс произошла случайность? – он спрашивает, делая ударение на последнем слове, будто подталкивая меня согласиться.
– Нет, я не говорил о случайностях. Я имел в виду простую шумиху. Сплетни, и ничего более, – решительно отвечаю я, поправляя наглого ублюдка.
Он кивает и поглаживает подбородок.
– Понял. Но не с поваром. Ведь в прошлом месяце в Фейсбуке мелькало фото, как вы целуете шеф-повара в щеку.
Эйб берет телефон, проводит толстым пальцем по экрану и показывает фотографию. Он подготовился и выжидал. Заранее все спланировал, готовясь к атаке. Я пожимаю плечами, быстро соображая, как разрулить ситуацию. Придумал. Наклоняюсь и целую Эйба в щеку. При этом сопротивляюсь инстинктивному желанию съежиться, когда губы замирают в миллиметре от детского личика, но я должен провернуть это дело.
– Видите? Я просто ласковый парень.
Эйб вытирает щеку ладонью.
– То есть с шеф-поваром ничего не было?
Я киваю и машу рукой в его сторону.
– Так же как и сейчас, – подтверждаю я.
К моему сожалению, я не могу сказать то, что он действительно заслуживает. Но если я уйду с заявлением «без комментариев», то это лишь сильней подстегнет его. Спокойный ответ дает шанс разминировать бомбу.
Эйб переключается на Шарлотту.
– Вас не волнует то, что еще несколько недель назад Спенсер Холидэй мелькал в газетах, как нью-йоркский плейбой?
Она качает головой с очаровательной улыбкой.
– Нисколько. Я знаю, к кому он каждую ночь приходит домой.
– Не каждую, – бормочет паршивец.
У меня окончательно лопается терпение. На этой ноте Мистер Милый Парень уходит в отставку.
– Прости? Что ты только что сказал, Эйб? – спрашиваю я многозначительно, ведь есть существенная разница между проявлением напористости и поведением конченой сволочи.
Он поднимает подбородок.
– Я спросил, руководите ли вы «Лаки Спот» как супружеская пара?
Лжец.
Но лжец дело говорит. Нам с Шарлоттой придется подумать, как следующих пару дней обыграть фальшивую помолвку на работе. А может, не придется, ведь совсем скоро все закончится.
Но от одной мысли об этом желудок сводит от боли.
Прежде чем я успеваю ответить на вопрос Эйба, к нам подходит миссис Офферман, присоединяясь к импровизированному интервью.
– Все в порядке?
Никогда не думал, что скажу это, но я чертовски рад ее видеть.
– Мы обсуждали, как быстро у Шарлотты со Спенсером начались серьезные отношения, – отвечает журналист миссис Офферман. – Прям молниеносно.
Женщина выгибает бровь, похоже, сгорая от любопытства.
– Правда? Знаю, что все произошло быстро, но не думала, что это случилось недавно.
Поправочка, я не особо-то рад ее видеть. Ни капельки. Тем более что ее слова пропитаны ядом.
Шарлотта откашливается, заправляет прядь волос за ухо и смотрит на миссис Офферман, а потом на Эйба.
– Да, все произошло недавно, и мы об этом упоминали не раз. Можно сказать, стремительно. Но разве любовь не приходит именно так, сражая наповал? – говорит Шарлотта, скользя пальцами по рукаву моей рубашки. Между нами слой хлопка, но клянусь, от ее прикосновения кожа вспыхивает, оставляя за собой огненный след. Наши взгляды встречаются, и у меня перехватывает дыхание. На мгновение окружающие словно исчезают.
Я киваю и сухо сглатываю от возбуждения. Не совсем уверен, кому точно отвечаю: ей, им или нам.
Но, что важно для меня, впервые я говорю совершенно искренне.
Шарлотта встает на цыпочки и нежно целует меня в губы. А когда отстраняется, берет под руку и смотрит на репортера:
– Не важно, с кем его видели несколько недель назад. Это ничего не меняет. Ничто не изменит моих чувств к нему.
У Эйба больше нет вопросов. По крайней мере, сегодня Шарлотте удалось пресечь его попытку вывести нас на чистую воду.
Я вспоминаю нашу вчерашнюю маленькую месть Брэдли в тренажерном зале. Конечно, Шарлотта получила удовольствие от представления, которое мы устроили для ее бывшего, но тот поцелуй на беговой дорожке ничто по сравнению с тем, что она сделала для меня сейчас. Шарлотта постоянно спасает меня.
Мое сердце замирает, а потом в стремительном галопе рвется к ней.
Что-то происходит. Странное и совершенно чуждое. Душа, которая так отчаянно стремится к Шарлотте, говорит со мной на языке, который я не понимаю
Зашибись! Теперь мне придется каждый день противостоять не только члену, но и сердцу.

Перед самым мюзиклом, когда мы идем по Сорок Четвертой улице к входу в театр «Шуберт¹», меня подзывает к себе отец.
– Все в порядке?
– Вполне, – отвечаю я, поскольку в последнюю очередь хочу его волновать. Мимо нас с визгом проносится такси, извергая выхлопные газы, и резко тормозит на красный свет. – Репортер раздражал, но я встречал такое и раньше.
Отец качает головой.
– Я имею в виду Шарлотту. С ней все хорошо?
– Она в порядке, – отвечаю я с улыбкой, радуясь, что отец больше заботится о моей девушке, чем о самой истории.
Папа кивает в сторону Шарлотты, которая идет впереди нас на пару шагов.
– Вы идеально подходите друг другу. Не знаю, почему раньше не замечал этого, но теперь, когда я вижу вас вместе, такое чувство, будто правда всегда лежала у меня перед самым носом.
Вина коршуном несется с неба. На этот раз когти намертво впиваются в грудь. Я провожу руками по волосам. Мой отец будет очень разочарован, когда мы с Шарлоттой расстанемся.
– Ты такой безнадежный романтик, – говорю я.
Он смеется, и мы замедляем шаг, приближаясь к толпе рядом с ярко освещенным зданием.
– Вот почему у меня ювелирный магазин.
– Уже нет, – со смешком заявляю я. – Скоро ты станешь вольной птицей.
– Знаю, – он задумчиво вздыхает. – И буду по этому скучать.
– С другой стороны, ты будешь счастлив.
Он несколько раз кивает, как будто пытаясь убедить себя.
– Я с радостью буду проводить больше времени с твоей мамой. Она – центр моей вселенной. Как Шарлотта для тебя, – говорит он, похлопывая меня по спине.
Да уж, странность. Но сейчас это именно так.

1. «Шу́берт» — бродвейский театр, расположенный в западной части 44-й улицы в театральном квартале Манхэттена, Нью-Йорк, США.

Капельдинер¹ показывает нам места.
Шарлотта скрещивает руки и тяжело вздыхает.
– С тобой все в порядке?
Она кивает, поджав губы.
– Ты уверена? А то могу поклясться, что ты злишься.
– Я в порядке.
Я скептически приподнимаю бровь:
– Ты уверена, что ничего не случилось?
– Ничего. – Опустив руки, она хватает меня за рукав рубашки, меняя тему: – Когда будем делать куклу вуду на репортера?
В притворном раздумье я смотрю вдаль.
– Давай прикинем. В моем календаре завтра на три «окно». Подойдет?
Она энергично кивает.
– Ты принесешь булавки, а я достану ткань.
– Отлично! Я найду обучающий видеоролик, чтобы все прошло гладко.
Она лучезарно улыбается и шепчет мне, когда оркестр начинает играть вступительную мелодию:
– Ненавижу эти вопросы.
– Он пытался играть жестко, и разговор вышел тупым до безобразия. Хотя ты была великолепна.
– По мне, разговор был неловким, – возражает она и притягивает меня ближе, когда по залу проносятся скрипичные ноты. – Как думаешь, он нас раскусил?
– Он что-то заподозрил, но мне кажется просто закидывал удочку, чтобы глянуть на нашу реакцию.
– Кстати, тебе мой ответ понравился?
Это слишком слабо сказано. Я в восторге от ее слов о стремительной любви. В большем восторге, чем должен.
– Это было восхитительно.
– Я отлично разрулила ситуацию? – говорит она, игриво обдувая пальцы.
Мое сердце разрывается и катится по полу. Внутри все обрывается. Приходит осознание, насколько я жажду, чтобы она тогда говорила искренне. Мне так хочется, чтобы что-то из этого было реальным.
– Это было вполне правдоподобно, – говорю я с фальшивой улыбкой.
Ее ответ служит напоминанием, что у нас с Шарлоттой осталось всего четыре дня, даже если я по какой-то причине не желаю все заканчивать.
Она собирается уйти, а я не хочу ее отпускать.
Начинается первый акт, и я думаю – нет, уверен – что это официально мое самое нелюбимое время в мюзиклах. На это даже смотреть больно.

Распрощавшись с моими родителями и Офферманами, мы бродим по Таймс-сквер. Пытаемся протиснуться через сумасшедшие толпы блестяще - неонового Манхеттена, это столпотворение в городе – многомиллионнике напоминает сардин в банке или зоопарк. Человек, разрисованный в серебряного робота, делает резкие движения рядом с ведерком, собирая монеты. Парень в прикиде Статуи Свободы задевает Шарлотту локтем.
– Ой, – бормочет она, прерывая долгое молчание.
– Ты в порядке? – спрашиваю я, протягивая руку. Наверно, инстинктивно хочу позаботиться о ней. Но одергиваю руку. Она этого не хочет, ей это не нужно. Шарлотта сама может о себе позаботиться.
– Да, все нормально, – говорит она, пожимая плечами. – И эй, мы пережили еще одно представление.
– «Скрипача на крыше»?
Она качает головой:
– Нет. – Она объявляет, как диктор на радио: – Сегодня в восемь часов вечера у нас в эфире «Счастливая Обрученная Пара».
Я морщусь.
– Все верно. Они самые.
Сейчас моя очередь шутить. Я должен успокоить ее. Еще раз поблагодарить.
Но я молчу. Мне нечего сказать. Лысый мужчина с двумя золотыми зубами зазывает людей на полуобнаженное комедийное представление:
– Полуобнаженка за полцены.
Кто-то кричит в ответ:
– А голые даром?
Мы проходим мимо театра и магазина футболок, обходим пару в шортах хаки, белых кроссовках и футболках с аббревиатурой Департамента пожарной службы Нью-Йорка. Без понятия, куда мы идем. Честно говоря, я даже не представляю, зачем мы вообще пошли гулять по Бродвею. А теперь, похоже, мы попросту ходим по кругу. Да что со мной не так? Я даже не в силах сориентироваться в родном городе.
Мы достигаем угла Сорок третьей и останавливаемся на тротуаре. Автобус ползет по Восьмой авеню. Туристы обходят нас, так как мы неловко стоим, смотря друг на друга. Всю мою жизнь я знал, что делать, куда идти, как встретить любой жизненный поворот судьбы. Сегодня я словно рыба, выброшенная на берег, едва понимаю, как передвигать ногами.
Я почесываю голову.
– Хм, куда мы идем, Спенсер?
Я пожимаю плечами.
– Я об этом как-то не думал.
– Чем хочешь заняться? – спрашивает она, стискивая пальцы, будто пытаясь придумать им занятие.
– Всем, чем тебе захочется, – отвечаю я, засовывая пальцы рук в карманы брюк.
– Хочешь пойти куда-нибудь?
– Если тебе этого хочется.
Она вздыхает.
– Может, мне тогда просто вызвать такси домой?
– Ты хочешь поймать такси? – спрашиваю я, с явным желанием отвесить себе пенделя. Я себе сейчас сам противен. Моим телом как будто завладел незнакомый, неуверенный в себе трус. Я его не знаю. И мне глубоко начхать на этого паникера. Я не давал ему права распоряжаться мной. Поэтому намерен избавиться от наглого захватчика. Я поднимаю руку.
– Забудь, – говорю я с отвратительной неуверенностью. Эта поддельная помолвка может закончиться через несколько дней, но я не намерен хандрить и испоганить лучший секс в моей жизни. Без вариантов, я буду на высоте.
– Забыть? Ты про такси?
Я качаю головой и кладу руки на ее плечи:
– То, чем я хочу сейчас заняться. Отвезти тебя к себе. Раздеть. Скользнуть языком по каждому миллиметру твоей кожи, а потом сделать то, о чем мы говорили, когда посещали «Катрин».
Ее глаза искрятся от вожделения. Она нетерпеливо кивает.
– Да.
Вот и здорово, красавица.
Словить такси здесь не реально, поэтому достаю из заднего кармана телефон, чтобы зайти в «Убер²». Нажимаю на кнопку приложения, но Шарлотта меня останавливает.
– Но, хм, вначале я хочу тебе кое-что сказать.
Вот блин. Сердце уходит в пятки. Она собирается покончить с этим. С нее достаточно. Она получила, что хотела. Сегодня вечером оттянемся в последний раз, и она отправит меня на скамейку запасных.
– Что? – спрашиваю я, а сердце дико колотится.
– Помнишь, мы говорили «никакой лжи»?
– Да, – сглатываю я, готовясь к неизбежному. От напряжения грудь словно сдавливают в тесках, и мне очень не нравится это чувство. Мало того, я не хочу чувствовать что-то подобное. Потребность или даже зависимость. Я с трудом понимаю, что это такое.
– Ты собираешься это сделать? – выплевываю я.
– Что?
– Положить этому конец? – спрашиваю я, потому что не могу больше ждать.
Она смеется.
– Это не смешно, – настаиваю я.
– Даже очень.
– Почему?
Она качает головой:
– Ты идиот. – Она хватает меня за рубашку и тянет к себе. Сердце готов выпрыгнуть из груди. – Это то, что я хотела тебе сказать, когда ты перед началом мюзикла спросил, все ли со мной в порядке. Помнишь я ответила, что все нормально? Я ревновала. До ужаса.
Я вспоминаю, как Шарлотта тогда скрестила руки на груди, потом шуточка о репортере и ее гордость собственным представлением.
– Ты ревновала?
– И отчаянно пыталась не делать этого. Вот почему сделала вид, что все зашибись и отшутилась про куклу вуду.
– Почему ты ревновала?
Она закатывает глаза.
– Женщины, о которых говорил Эйб. От одного упоминания о них меня охватывала ревность.
– Почему?
– А ты не понимаешь?
– Нет. Но мы уже определились, что тебе нужно мне все разжевывать как ребенку. Так что вперед. Выкладывай, учи меня уму разуму, – говорю я и постукиваю себя по голове, доказывая, что там пусто.
Она краснеет, а потом тихо говорит. Ее голос едва слышен сквозь шум улиц, звуки толпы и рев автомобилей. Но каждое слово для меня музыка:
– Потому что они были с тобой.
Я расплываюсь в улыбке.
– То же, что я чувствовал к Брэдли, когда вы встречались, – признаюсь я и понимаю, как гора сваливается с плеч. Более того, я рассказал о своих чувствах, которые в то время не понимал.
– Ты ревновал, когда я была с ним?
– Иногда, – подтверждаю я, вспоминая те дни, когда она встречалась с этим отъявленным мудаком.
Были ночи, когда она рано уходила из «Лаки Спот» вместе с Брэдли домой, а я не переставая думал о ней. Конечно, череда женщин отвлекала меня, но сейчас, как и тогда, меня посещал зеленоглазый монстр. Никогда не думал, что расскажу ей это. И мне бы стоило придержать некоторые вещи в секрете. Я поднимаю руку.
– Можешь себе такое представить.
– Спенсер? – шепчет она.
– Да?
– Думаю, сегодня мы нарушили еще одно правило.
Я вопросительно приподнимаю бровь.
– Какое из? Ложь?
– Да, но еще…
Мы говорим одновременно:
– Странности.
И начинаем смеяться. Вместе.
– Начиная с того момента, как ты пригласил меня на мюзикл, моя ревность и конченый репортер. Все это было странно, – говорит она и кидает на меня понимающий взгляд. – Есть только одно лекарство от странности.
– Анал?
Она бьет меня по плечу.
– Мы никогда не нарушим это правило. Никогда, – заявляет она, косясь на мою промежность. – Я больше думала о коленно-локтевой позе.
– Именно это я и имел в виду, – и, пока не приезжает машина, я целую ее.
А потом по дороге от центра города к моему дому. В лифте. Пока открываю дверь. Когда раздеваю ее и кладу на постель.


1. Капельдинер - работник театра, проверяющий билеты, провожающий зрителей к их местам и следящий за порядком в зале.

2. «Убер» (англ. Uber) - американская международная компания из Сан-Франциско, создавшая одноимённое мобильное приложение для поиска, вызова и оплаты такси или частных водителей. С помощью приложения заказчик резервирует машину с водителем и отслеживает её перемещение к указанной точке, оплата производится с помощью данных банковской карты или наличными.

Начиная с шеи, я усыпаю поцелуями ее тело. Скольжу языком по безупречной, красивой спине. Шарлотта вздыхает и извивается на кровати. Поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, когда я приближаюсь к ее попке. Я целую ее ягодицу.
– Не волнуйся. Правило, мы нарушать не будем. Хочу, чтобы ты знала, с этим все в порядке, я рад обладать всеми остальными частичками твоего тела. Я просто дразнил, упоминая анал.
Шарлотта улыбается, тем самым благодаря меня.
– С другой стороны, мне нравится нежная кожа твоей задницы, так что, пожалуй, задержусь я тут подольше, – говорю я, вырисовывая линии на нижнем сгибе ее правой ягодицы.
Она поднимает попку выше в немой мольбе о поцелуе. Я облизываю линию вокруг изгиба ягодиц. Сначала одну, потом другую. Шарлотта начинает извиваться, с губ слетают тихие стоны. Целую и нежно прикусываю плоть. Стоны становятся громче.
По моим венам разливается похоть. Я тверд, как гранит, и сгораю от желания, но не буду торопиться, ведь каждая секунда доставляет мне море наслаждения. Сжимаю пальцы и приподнимаю ее попку еще выше, а потом удивляю, медленно и основательно облизнув мокрую киску.
Шарлотта всхлипывает.
– Не ожидала такого.
– Я так и понял. Но, уверен, тебе это понравилось.
– Еще как, – судорожно выдыхает она.
Но это все, что она получит сейчас. Возвращаюсь к ее ножкам. Я собираюсь довести ее до предела своими поцелуями, заставлю изнывать от желания.
Языком провожу дорожку по внутренней части бедра.
– Каждый миллиметр, – мягко шепчу я, касаясь ее кожи. – Я хочу пометить, поцеловать и потрогать каждый миллиметр твоей шелковистой кожи.
– Я тоже этого хочу, – хныкает она, а голос становится хриплым от возбуждения. Я уже знаю слова и мельчайшие признаки ее реакции на меня, хотя мы вместе всего несколько дней. Мне нравится изучать ее тело, узнавать его вкус.
Например то, что внутренний сгиб колена у нее - эрогенная зона. Скольжу по нему губами, и с губ Шарлотты срывается короткий сексуальный стон.
Продолжаю путешествие по ее голени, а потом переключаюсь на вторую ногу и прокладываю себе путь вверх к ее попке. Сжимаю ягодицы, наклоняю бедра и зарываюсь лицом между ее ног. На вкус она шелковистая и сладкая. Мой язык утопает в мокром великолепии, а нос заполняет аромат. Она прижимается ко мне, в груди вспыхивает желание и все кости ломит от дикой потребности трахнуть ее. Она – это все, чего я жажду. Я целую ее восхитительную киску, и Шарлотта кончает на мои губы.
Я отодвигаюсь, и она переворачивается. Прекрасный ротик открыт, глаза блестят. Кожа будто светится.
– Ничего себе, – говорит она.
Я шевелю бровями в ответ, срывая с себя рубашку.
– Кажется, я пристрастилась к твоему рту, – тихо говорит Шарлотта.
– Хорошо. Мой рот тоже пристрастился к тебе.
Я тянусь снять брюки, но Шарлотта садится и хватает молнию.
– Я хочу сделать это сама.
Она стягивает с меня трусы, и мой член отдает ей честь.
Шарлотта вздыхает с мурлыканьем.
– Я тоже рада тебя видеть, – говорит она и облизывает кончиком языка головку. Но я быстро отодвигаюсь, прежде чем окончательно затеряюсь в волшебном мире, который мне проречет ее восхитительный рот. Я хватаю ее за бедра и переворачиваю.
– Опустись на колени и руки, как хорошая порочная девчонка, – требую я.
– А я порочная?
– Со мной - да, – отвечаю я и иду за презервативом.
Останавливаюсь полюбоваться открывшимся взору красивым видом: Шарлотта, на четвереньках, ее великолепная попка приподнята в воздухе. Я легонько шлепаю ее по ягодице. Шарлотта вздрагивает с сексуальным стоном.
– О Боже, – всхлипывает она.
Этот звук. Ее слова. Стоны. Эта женщина – мечта. Она осознала, как сильно любит быть со мной, а я понял, что обожаю ее трахать. Я опускаю голову и целую место, куда пришелся шлепок. А потом стремительным движением хватаю ее за запястья и толкаю на кровать.
– Я передумал. Опустись на локти. Задницу подними повыше.
Она наклоняется, как танцовщица, исполняя мою просьбу. Я провожу головкой члена по ее влажности. Шарлотта стонет, придвигаясь ближе в немом приглашении, нуждаясь во мне и желая. Еще один шлепок, и она вскрикивает от удовольствия.
Натягиваю презерватив и погружаюсь в нее. По моим венам стремительно проносятся раскаленные добела искры. Так чудесно, туго и тепло. В горле зарождается низкий гортанный животный рык.
– Ты, – говорю я со стоном. – Ты такая сексуальная. Мне кажется, я собираюсь на всю ночь разбить здесь лагерь.
Она одновременно стонет и смеется.
– Ты псих.
– Нет, просто я еще никогда в жизни не был так до охренения возбужден, – сипло отвечаю я и начинаю выпады.
Шарлотта внезапно замолкает. Больше нет стонов, всхлипов, диких вздохов.
– Правда? – спрашивает она негромко, но очень четко.
Шарлотта поворачивается и смотрит на меня. Боже мой, она такая уязвимая, тело изогнуто, а глаза светятся доверием.
– Да, – отвечаю я, врезаясь в нее, отдаваясь ей целиком и полностью. – Клянусь, Шарлотта. Ты, черт возьми, что-то сделала со мной. – Я почти полностью выхожу из нее, кроме головки. Шарлотта выгибается, пытаясь вернуть меня обратно. – Ты сводишь меня с ума. Превращаешь в психа. – Я одним толчком заполняю ее, и дыханье Шарлотты превращается в восхитительный стон. – Я не могу насытиться тобой.
– О боже, я чувствую то же самое, – говорит она и наклоняется еще ниже, приподнимая выше попку, предлагая мне еще больше возможностей.
Шарлотта все, что я хочу. Вся без остатка. Я ее трахаю, пока она не кончает с неистовым стоном и сексапильными всхлипами. Мои мышцы напрягаются, перед глазами все плывет. На меня обрушивается собственная кульминация ярким, с ни чем не сравнимым удовольствием.
Я плюхаюсь на кровать, и Шарлотта падает рядом. Положив голову на сгиб моей руки, она не шевелиться, такая горячая, потная и обнаженная. Я рассеянно провожу пальцами по ее волосам. Шарлотта легонько касается ладонью моего живота.
– Это было волшебно, – лепечет она. – Думаю, этот раз у нас лучший. Я собираюсь достать тебе золотую звезду за выдающиеся достижения в искусстве оргазма. Пожалуй, даже статую.
– Обязательно поблагодарю киноакадемию, – начинаю я ее передразнивать.
Она бьет меня по груди.
– Так ты имитировал? Отлично, я тоже, – раздраженно говорит она.
В секунду я на ней, зажимаю как в капкане между коленей и локтей.
– Нет, ты не имитировала.
Ее глаза дразнят меня:
– Да. Именно это и делала.
– Это не правда. Но лишь за эту фразу, теперь ты покажешь мне, как сильно обожаешь, когда я тебя трахаю.
Я молниеносно поднимаю ее запястья над головой, а второй рукой шарю возле кровати и нащупываю платье. Хватаю его и вытаскиваю ленту-ремешок.
Обматываю стройные руки и фиксирую их за стойку кровати. Шарлотта следит за каждым моим движение, пока я затягиваю в узелок розовую ленту.
– Милашка в розовом, – шепчу я, проводя пальцем по ее губам.
Беру еще один презерватив и раскатываю его на члене. Что тут сказать? Да, я снова чертовски возбужден. А как может быть иначе? Шарлотта, мокрая от прошлых двух оргазмов, лежит привязанная к моей кровати. Конечно, я до одури заведен. Я развожу ее ноги, наслаждаясь представшим передо мной зрелищем: раздвинутые ноги, связанные руки и широко распахнутые глаза.
Я вклиниваюсь между ее бедер.
– Теперь ты будешь молить меня об этом.
– Я?
– Ты, – грубо отвечаю я. – Потому что ты ничего не получишь, пока хорошенько об этом не попросишь.
Я скольжу внутрь, но всего сантиметров на пять. Нависаю над ней на согнутых локтях и начинаю неторопливо трахать дразнящими движениями, не входя в нее полностью. Шарлотта со стоном извивается и изгибается дугой. От каждого моего движения с ее губ срывается сексуальный шепот и всхлип.
– Скажи это. Скажи, как сильно ты меня хочешь.
– Я не имитировала. Просто пошутила, – прерывисто дыша, говорит она.
– Скажи мне, как сильно ты хочешь этого. Насколько сильно жаждешь моего члена.
Ее бедра приподнимаются вверх:
– Я хочу тебя. Так сильно. Трахни меня глубже. Умоляю, – протяжно просит она. Как же восхитительно свидетельство ее отчаянной страсти.
Я трахаю ее жестко и глубоко, пока она не сходит с ума от удовольствия. До тех пор, Шарлотта не хрипнет от криков. Не прикрывает глаза в экстазе. Не повторяет мое имя как молитву, содрогаясь всем телом от экстаза.
Я тоже чертовски рад нескольким оргазмам, поэтому присоединяюсь к Шарлотте в мире наслаждений.
Стоило мне только развязать ленту, как Шарлотта зарывается пальцами в моих волосах, тянет к себе и пылко целует.
– Я соврала. Это было лучшим разом.
– С каждым разом становится все лучше, – нежно говорю я.
Вскоре она встает и начинает собирать одежду. Ходит по кругу, что-то выискивая на полу.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я с любопытством.
– Одеваюсь.
– Прости мой французский, но на фига?
– Чтобы уйти. Разве мы не об этом договаривались?
Я ползу к краю кровати и неожиданно крепко обнимаю ее за талию.
– Что ты творишь?! – вскрикивает она.
Бросаю ее на матрас и начинаю щекотать.
Шарлотта пытается вырваться.
– Перестань.
Ни капли милосердия. Скольжу кончиками пальцев по ее бокам, заставляя извиваться.
– Я остановлюсь, только если ты останешься на ночь.
– Сжалься, сжалься! – кричит она с счастливой улыбкой, словно перед ней небо, усыпанное морем звезд.
Притягиваю ее к себе, убираю волосы за уши и шепчу:
– Ты останешься?
У нее замирает дыхание.
– Да. Тебя не заботит, что мы нарушаем еще одно правило?
– Мы все равно первые. В смысле, мне плевать, пока ты только проснувшись не полезешь меня целовать.
– Из-за утреннего дыхания?
Я киваю.
– Не твоего. Просто в целом.
Она брезгливо морщит носик.
– Утреннее дыхание – прекрасное новое нерушимое правило. Я ненавижу утренний запах изо рта.
– Я тоже.
– Но у меня нет зубной щетки.
– У меня есть запасная. Новенькая, – говорю я ей.
Она прижимает указательный палец к губам, будто взвешивает все варианты.
– А какой ты пользуешься пастой?
Чувствую, как начинаю краснеть.
Она замечает это, и у нее глаза лезут на лоб.
– Не говори мне, что ты пользуешься «Крест» со вкусом жвачки?
Я качаю головой:
– Нет. Я купил твою любимую. «Крест» с мятной свежестью.
Шарлотта прижимает руку к груди, а ее глаза искрятся счастьем. Это так мило.
– Ты купил мне зубную пасту.
Кажется, она больше рада, чем когда я купил ей кольцо. Сердце начинает бешено колотиться, с кончика языка готовы слететь слова. Признание, обличающее странные, неведомые мне ранее чувства. Я открываю рот намереваясь сказать… Рассказать о том, что начинаю к ней испытывать. Насколько для меня происходящее становится реальным.
Но ничего не успеваю, так как Шарлота наклоняется к моим губам и шепчет:
– Ты на самом деле мой лучший друг.
Друг.
Да. Ей больше от меня ничего не нужно.

Solitary-angel пишет: Как мне не нравится этот Офферман. Не хочу чтобы ему бизнес продавали.
Solitary-angel пишет: Я тоже за куклу! Противный журналист.

21 главу можно прокомментировать только одним словом: ГОРЯЧО
Solitary-angel пишет: Ну зачем, зачем она это сказала Эх( такой момент

Девочки, спасибо большое за главы!

Я не успеваю за вами. Только прочитаю несколько глав, как вы тут же выкладываете новые. Но я не жалуюсь.
Solitary-angel пишет:
Такое чувство, что она специально его подзуживает. Может она уже давно на него глаз положила, но скрывала это за дружеским фасадом, а сейчас решила оторваться по полной. Или она не понимает к чему это может привести.

Соглашусь с уже высказанной мыслью о мистере Оффермане, что он невысокого, мнения об уме женщин и вообще о них, не ошибусь, если предположу, что его очень разочаровало отсутствие сына. Этого следовало ожидать еще в предыдущих главах, когда его супруга удивилась, что мама главной героини работает. Да, если этот неприятный человек купит ювелирный бизнес, который приносит людям радость, то он, скорее всего, искоренит дух праздника, царящий в магазинах и мастерских.
Почему Шарлотта сказала о дружбе Спенсеру? Я думаю, что она боится будущей боли расставания и таким образом защищается. Хотя ведь она не так уж и не права. Они самые настоящие друзья и это очень важно для их совместной жизни.
Надюша, Соби, jule4444ka и Леночка, спасибо.

Спасибо большое за новые главки!
Мне кажется нет ничего плохо в том ,что Шарлотта назвала Спенсера лучшим другом. Ведь любовные отношения очень выигрывают если ты можешь назвать другом своего партнера. Здесь Спенсер больше зациклился на этом
Жду развития событий

Харпер облизывает лимонное мороженое в рожке.
– Это не заменит Санту, – заявляет она, приподняв лакомство, когда мы отходим от ее любимого продавца мороженого. – Но это хорошее начало. Считай, ты купил мое молчание на несколько дней.
– Отлично. Мне больше и не нужно.
– Видела утром ваши с Шарлоттой фото.
Она толкает меня, пока мы идем вдоль Центрального парка на короткую тренировку по софтболу со звездой нашей команды, Ником. Нам троим удалось забронировать поле на полчаса в пятницу после обеда, чтобы попрактиковаться перед завтрашней игрой. Я несу перчатку и биту, а Харпер держит свою перчатку в свободной руке.
– Ты правда не можешь удержаться, чтобы не мониторить инфу обо мне в сети? – подкалываю я ее.
– И не говори. Походу я повернута на сплетнях.
– И где мы засветились? В «Сардис»? – спрашиваю я, чтобы подтвердить мои подозрения насчет Эйба.
– Ага.
– Это репортер из «Метрополиса» такой придурок.
Харпер хмурится, уплетая лакомство.
– «Метрополис» тут не причем.
– Тогда где? – спрашиваю я, когда мы входим в парк.
Харпер с ошеломленным видом качает головой
– Черт, не могу поверить, что ты не следишь за фигней, которую о тебе пишут.
– Поверь, никогда таким не занимался. Так что я не в курсе. Давай уже, колись.
– В колонке в «Пейдж сикс».
У меня глаза на лоб лезут. «Пейдж сикс» - огромный нью-йоркский рассадник сплетен. Я обхожу его десятой дорогой.
– Как это возможно? Я думал, он работает в «Жизнь и Время Метрополиса».
– Он у них стажируется, – отвечает Харпер, – Эйб Кауфман. Я почитала о нем. Студент Колумбийского университета школы журналистики. Подрабатывает внештатным журналистом и фотографом в «Жизнь и Время Метрополиса», а так же в «Пейдж сикс». Похоже, он продал ваши фотки цитадели сплетников.
Вот же скотина.
Быстренько прикидываю преимущества. Если меня видели в «Пейдж сикс» с моей любящей невестой, это может стать главным ключом к решению купли-продажи. Мистер Офферман описается от радости, увидев мое фото в амплуа хорошего, солидного, почти женатого сына уважаемого бизнесмена, у которого он покупает магазин.
– Что пишут? – спрашиваю я с надеждой.
Она останавливается, кидает мне свои перчатки, берет телефон и откашливается.
– Кхм… «Спенсер Холидэй, сын основателя знаменитой ювелирной сети «Катрин» и создатель популярного приложения «Настоящий мужчина», известного благодаря отсутствию фотографий определенной детали мужской анатомии, помолвлен со своей деловой партнершей и совладелицей модной сети баров «Лаки Спот», а так же выпускницей Йельского университета, Шарлоттой Роудс. Бриллиант на ее кольце такой же огромный, как донжуанская записная книжечка Холидэя. Вероятно, в ближайшее время ему придется ее спалить, хотя еще несколько недель назад бывший холостяк-плейбой дописывал в ней номерочки. Холидэй, нужно было получше следить за собой! Не пропустите в воскресенье более пикантные фотографии и подробный рассказ о помолвке».
Пелена застилает глаза. Во мне бушует желание найти репортера с лошадиной мордой и удавить. Минуточку, я ненавижу насилие. Лучше сыграю грязно и испоганю его страницу на Фейсбуке. Так завалю фотками яиц, что ему придется удалить страницу.
Не моих, конечно.
Просто яиц. Желательно на фоне пейзажей.
Я провожу рукой по волосам.
– Именно такого отец не хотел видеть в газетах. – Я машу рукой на телефон. – И что, черт возьми, этот дятел собирается поведать в воскресенье? Он все повторял о нашем скоропалительном романе с Шарлоттой и доколупывался, когда мы начали встречаться. Что тут интересного? Но эта статья полный отстой. Зачем журналисту писать нечто подобное? Нафига они это делают?
– Ради наживы, такой материал отлично продается. Но я не поэтому показала тебе статью.
Я отдаю ей телефон, и мы направляемся в сторону поля.
– Тогда почему?
– Ты прикалываешься или правда не понимаешь?
– Потому что ты любишь сплетни?
– Ты такой идиот. Я ради тебя этим занимаюсь. Приглядываю за своим братом.
Я смягчаюсь на мгновение.
– Правда? Ты делаешь это ради меня?
– Конечно. Раз ты это не делаешь. Я слежу за интернет информацией о тебе, чтобы удостовериться, нет ли ситуации, с которой нужно срочно разобраться, и статейка в «Пейдж сикс» попадает в зону риска.
Я киваю.
– Правильно. Нам нужно разобраться с этим ради отца.
Она качает головой.
– Неправильный ответ. – Она останавливается под магнолией, пологи которой закрывают нас пышной зеленой кроной. – Глянь еще раз. – Она тычет мне в лицо экран. – Посмотри внимательно на фотку.
Я смотрю на изображение. Эйб запечатлел тот момент, когда я прижимался к шее Шарлотты. Мое лицо скрыто наполовину, а вот Шарлотта блистает на весь экран, светясь от счастья. Глаза искрятся, и клянусь, в них загадочный отблеск, но мои мысли возвращаются к ее восхитительному аромату. Воспоминание нахлынуло на меня. Персики. От нее пахло персиками и греховными мечтами.
Ураган счастья и желания.
– Видишь, о чем я?
Я смотрю на свою сестру, и понимаю – она что-то говорила, пока я витал в облаках.
– В смысле?
Она тычет в мою грудь указательным пальцем.
– Не разбивай ее сердце.
Я смотрю на нее, как на сумасшедшую, но Харпер серьезна как никогда. В голубых глазах нет обычного задора или насмешливого блеска.
– Мне нравится Шарлотта, – добавляет она, пока мы идем к полям. – Знаю, все началось как розыгрыш, но это становится реальным. По крайней мере, для нее.
Я хочу добавить «и для меня тоже», но сражен ее словами, поэтому не в силах подобрать слова. Я был настолько уверен, что правила Шарлотты нерушимы: просто секс, после которого мы должны остаться друзьями. Но у женщин есть интуиция, даже у моей сестры. Они замечают то, что не видят мужчины.
– Правда?
Харпер закатывает глаза. Ах, моя сестренка – она же заноза в заднице – вернулась.
– Знаю, тебя это может шокировать, учитывая твои нулевые познания в любви и отношениях. У тебя серьезно ни с кем не было.
– Это не так, – защищаюсь я пока мы снова идем по дорожке. – Я встречался с Амандой в колледже.
– Ох, ну ладно, повезло тебе. Четыре месяца. Круто! Офигенно серьезно. Нужно срочно позвонить в книгу рекордов.
– Тогда это казалось серьезным.
– Спенсер, тебя это может удивить, учитывая оставленную тобой вереницу разбитых сердец, но только Богу известно, почему женщины в тебя влюбляются, зная, что ты их просто трахаешь. Поэтому будь осторожен, особенно если это та, о ком ты заботишься как о друге, – говорит она, когда мы подходим к полю.
Ник уже там, практикует броски.
В голове роится миллион мыслей. Мне хочется усадить Харпер на скамью и устроить викторину. Расспросить ее о Шарлотте. Но сестра толкает меня локтем. Облизывается и смотрит на Ника голодным взглядом.
– Ч-ч-черт, он суперсекси!
Я роняю биту, которая падает мне на пальцы, прежде чем я успеваю отскочить.
– Инопланетяне похитили твой мозг?
– Посмотри. На. Него. – Она глазеет на моего приятеля, одетого в шорты и футболку. – Его руки, боже милостивый. Их нужно снимать в порно. Я собираюсь сделать несколько фото и позже ими полюбоваться.
Она начинает щелкать Ника на телефон.
– Я звоню в психушку. Мы отправим тебя на обследование, – говорю я морщась. Из-за глупой головы у меня пострадали ноги.
Ник ловит на себе взгляд Харпер и опускает биту на песок, небрежно опираясь на нее словно знаменитый бейсболист.
– Привет, Харпер. Потрясно выглядишь, куколка.
Куколка? Какого черта? Все перемешалось, Земля сошла с орбиты, и вместо Калифорнии в океан впадает Нью-Йорк. А иначе как объяснить, какого хрена мой лучший друг заигрывает с моей сестрой?
Харпер кокетливо выпячивает бедро, а потом машет Нику пальчиками и хлопает ресницами.
– Как и ты, конфетка, – говорит она, а потом подмигивает и машет на футболку. – Может, снимешь ее? И у меня появится новый кадр.
– О да, – говорит он и с видом стриптизера стягивает одежду.
– Ммм… ням-ням… – Она облизывает губы и растопыривает ногти, как кошечка. А потом наклоняется ко мне и шепчет: – Сегодня ночью я буду упиваться фантазиями о нем.
У меня глаза лезут на лоб, и я хватаю ее за плечи.
– Ты должна остановиться. Немедленно! Мы еще можем тебя спасти. Есть лечебные центры для людей с временным помешательством.
– Тебе этот поезд не остановить, – заявляет она, бросая перчатки на землю. Сестра отдает мне мороженое и бежит к полуобнаженному Нику, у которого грудь и пресс просятся на обложку журнала. Харпер проводит по его торсу ногтями, а потом обнимает за шею.
У меня непроизвольно сжимаются кулаки. Нет, я не хочу врезать Нику по морде. Меня просто охватывает первобытный защитный братский инстинкт.
– Дружище! Убери лапы! Это моя сестра!
Харпер поворачивается.
– Попался! Это тебе за мою разрушенную веру в Санту.

Розыгрыш или нет, но мне нужно время, чтобы выкинуть из головы образ Харпер в объятьях Ника, хотя с задачей я отлично справляюсь.
«Благодаря» новой навязчивой идее.
Этой фотографии. Мои мысли зацикливаются на словах Харпер о чувствах Шарлотты. Я, как одержимый, пялюсь на снимок в «Пейдж сикс», словно в ней скрыта суть мироздания.
У Ника квартира недалеко от парка, поэтому я оставляю у него биту с перчатками и иду к остановке Колумбус-Серкл¹ не сводя глаз с фото. Склонившись над экраном телефона, я спускаюсь по лестнице в метро и запрыгиваю в поезд. Берусь за поручень, когда в двери вагона на последней минуте вбегает девушка-хипстер в зеленых обтягивающих брюках, сжимая в обеих руках сумки.
– Фух, – выдыхает она с облегчением. Вот только двери зажали уголок тканевой сумки, девушка пытается выдернуть ее и превращается в юлу. И чем-то со всей дури бьет меня в локтевую кость.
– Ай... – вздрагиваю я.
Девушка в ужасе прижимает ладонь ко рту.
– Ты в порядке? Это мой майонез?
– Майонез?.. – переспрашиваю я, потирая локоть, а поезд на всех парах мчится по туннелю. Откуда, черт возьми, такая жуткая боль?
– У меня в этой сумке банки с майонезным песто². Я делаю его сама. И угощаю друзей. Боже, он не разбился? – с ужасом в глазах она начинает рыться в соломенной сумке.
Мое предплечье изнывает от боли, а она проверяет свой соус.
– Не переживай. На меня только что напал твой мазик, но я не буду выдвигать обвинения, – морщась, бормочу я себе под нос.
По тому, как она на меня смотрит, видно до нее наконец дошло.
– Ты в порядке?
Я киваю.
– Да. С моим локтем тоже, что и с пальцами ног.
– Тебе на ноги упал майонез?
– Нет. Меня атаковала бейсбольная бита. По-видимому, неодушевленные предметы объявили мне сегодня войну, – говорю я, пока острая боль стихает. – С твоим майонезом все в порядке?
Она кивает и держится за поручень, пока мы подъезжаем к следующей остановке.
– Он выживет. Извини, что ударила.
– Все нормально. Жизнь в крупных городах – опасная штука.
Она сморит на фотографию на экране телефона, который я по-прежнему сжимаю в руке.
– Такая милая пара.
– Ах, да, – говорю я, поднимая телефон.
– Они выглядят такими счастливыми вместе, – добавляет майонезная девушка.
– Неужели?
Она кивает.
– Однозначно.
– Как думаешь, что он должен ей сказать?
Она наклоняет голову.
– Ты о чем?
– Должен ли он признаться ей в своих чувствах?
Она пожимает плечами с широкой улыбкой.
– Конечно, ему следует это сделать. Если девушка нравится ему так же как майонезный песто, нужно признаться ей в этом.
– Обязательно ему это передам, – говорю я, когда поезд останавливается в мидтауне³
Поднявшись по лестнице и выйдя из метро, я отчетливо понимаю, что наша ситуация с Шарлоттой намного сложнее майонеза, и моя нелюбовь к мазику тут ни при чем.

«Лаки Спот» напоминает зоопарк. Для размышлений тут нет времени. И для планирования тоже. Как, в принципе, и для попыток разобраться с неведомыми мыслями, зародившимися в моей голове.
Мне нужно выработать стратегию, но я еще не до конца разобрался в происходящем.
Мы теперь больше, чем друзья?
Настоящие ли чувства?
А взаимные ли они?
И как эти чувства называются?
В моей груди словно батут, а сердце на нем делает сальто. Никогда раньше со мной такого не происходило, и, боюсь, если я решусь прыгнуть, то могу приземлиться на голову.
Или задницу.
А может даже на лицо.
Вот такие пироги. Вечер пятницы, бар переполнен, а я без понятия, что мне делать с охватившими меня майонезно-пестовыми чувствами.
В час пик я разрываюсь между оформлением заказов на ноутбуке, рассказом Шарлотты о злоключениях в поезде и помощью за стойкой бара, пока Шарлотта в кабине разрабатывает новую маркетинговую идею.
– «Бельведер» закончилась, – объявляет Дженни за стойкой, махая пустой бутылкой.
– Я принесу, – говорю я и иду в кабинет, где в кресле сидит Шарлотта в джинсах и белом топике на бретельках. Когда я ее вижу, в голове начинают мелькать образы: тот момент на углу Сорок третей улицы; майонезный песто; зубная паста; слова, которые она сказала Эйбу прошлой ночью. Сердце громко колотится, пытаясь вырваться из груди. То сумасшедшее ощущение, которое описывают в книгах, фильмах, песнях, стихах о влюбленных…
– Приветик, – мягко произносит она. Но меня поражает сладость звука. Он кажется таким личным, только моим.
Да.
Именно это описывают в книгах, фильмах, песнях и стихах о влюбленных. Я чувствую это, когда смотрю на нее. Ни в офисе, ни в баре мы еще не были с ней близки. Да, я этого очень хочу, но мои мысли не только о сексе. Я постоянно думаю о Шарлотте. В моей голове роится алфавитный суп, образуя слова…
– И снова здравствуй, – мягко говорю я и киваю на шкаф за ее спиной. – Мне нужен «Бельведер».
– Сейчас дам.
Отложив айпад на стул, она встает и тянется к ручке шкафа. Топик задирается, слегка оголяя спину.
– Ты великолепно выглядишь, – говорю я.
Она смотрит на меня и улыбается.
– Ты тоже. Позже поедем к тебе? Или ко мне?
Может, для нее это просто секс и больше ей ничего не нужно. Но даже если так, мне нужно знать.
– Ага. Куда захочешь.
Шарлотта открывает шкаф, а я подхожу ближе, намериваясь поцеловать ее в шею.
Но меня поражает вспышка боли, когда дверка шкафа бьет меня по башке. Дикая боль разносится по голове, телу, охватывая каждую клеточку.
Я проклинаю мучительное торнадо адовых мук.
– Господи! Боже милостивый! Ты в порядке? – говорит Шарлотта в панике, хватая меня за плечи.
Правой ладонью я закрываю глаза, черепушка раскалывается, ломит в висках.
– Кажется, ты ударила меня по голове, – говорю я, превратившись в Капитана Очевидность.
– Боже, – шепчет она с таким видом, будто я потерял глаз.
– Что?
Я отлично вижу, поэтому уверен, что пока не одноглаз, но подозреваю, что с лицом у меня не все в порядке.
– Я никогда в жизни не видела такой огромной шишки.

1. Колумбус-Серкл (англ. Columbus Circle) - одна из самых известных площадей Манхэттена, появившаяся с юго-западного угла Центрального парка, на пересечении Бродвея и Восьмой авеню, на рубеже XIX и XX веков. Так же называются и кварталы, прилегающие по периметру к площади.



2. Майонезный песто (англ. pesto mayonnaise) в состав которого входит, растительное и оливковое масло, горчица, яичный желток, уксус винный белый, базилик, кедровые орехи, сыр пармезан, чеснок, соль и лимонный сок или вустерский соус.


3. Мидта́ун или Средний Манхэттен — один из трёх крупных торговых и деловых районов Манхэттена, находится между 14-й улицей на юге и 59-й улицей и Центральным парком на севере.

Я сегодня узнал о нескольких вещах.
Во-первых, я заглянул в календарь. Оказывается, сегодня неудачный день для Спенсера и мне трижды делали больно. На часах за полночь, и мне хочется верить, что угроза миновала.
Хотя никогда нельзя быть уверенным до конца.
Во-вторых, моя шишка самая огромная в истории человечества, но после трехчасового охлаждения я не только отморозил себе висок, но еще почти избавился от опухоли. Опять же, при виде такого синяка на лице любой скажет: «Ничего себе! Вот это фонарь! Чувак, тебе реально не повезло».
Именно это мне сказал парень в аптеке, когда я покупал ибупрофен.
В-третьих, ибупрофен творит чудеса.
Но пришло время реального испытания. В дверь звонят. Я знаю, это Шарлотта. Она написала, что едет ко мне с провизией. Оборачиваюсь к Фидо. Парень дрыхнет на подушке, высунув изо рта язык.
– Можешь открыть?
Он не отвечает, поэтому я ползу с дивана к двери. Нажимаю на кнопку домафона.
– Привет? Это самая горячая в мире медсестра, которую я недавно заказал в агентстве по медицинскому уходу на дому?
Из динамиков раздается смех.
– Да, именно. Я пришла обтереть тебя мочалкой.
Я впускаю Шарлотту и жду, пока она подымится на лифте на шестой этаж.
– Ты моя отрада для глаз.
Я любуюсь, как она идет ко мне.
– Только не говори, что у тебя еще и глаза болят, – дразнит она.
– Нет, только это, – отвечаю я, слегка касаясь головы.
Я закрываю дверь и возвращаюсь к дивану. Шарлотта кладет пакеты на журнальный столик и окидывает меня взглядом. Подносит пальцы к синяку, но не касается.
– Больно?
Я киваю.
Она наклоняется ко мне и целует в лоб.
Я стону для эффекта:
– Больно. Очень-очень.
Шарлотта качает головой и отходит оглядеть меня.
– Серьезно. Как ты?
Я прикусываю уголок рта, разрываясь между желанием сказать ей правду: «становится лучше», – или перейти к сочувствию и сексу. Принимаю решение за наносекунду.
– Ужасно, – бормочу я и зарабатываю еще один поцелуй.
Она садится прямо, соединив ладони.
– Хорошо, я принесла тебе любимый напиток, – говорит она и достается из пакета огромную бутылку скотча.
Я с благодарностью приподымаю бровь.
– Холодную кунжутную лапшу из твоего любимого китайского ресторанчика.
Она хватает и демонстрирует мне белую коробку. Я облизываю губы.
– Или, – продолжает она, вытаскивая из другого пакета что-то завернутое в белую бумагу, – панини¹ на гриле из магазинчика за углом. Цыпленок и проволоне², без майонеза, который ты ненавидишь.
Забудьте о сочувствии и сексе. Вот чего я хочу. Ее здесь, со мной. Девушку, которая меня так хорошо знает. Я обхватываю ладонями ее щеки.
– Все, что мне было нужно, – говорю я ей.
Она целует меня, но очень робко и нежно.
– Я не сломаюсь, – говорю я, отстраняясь.
– Тебе очень плохо. И все из-за меня. Я ударила тебя дверью.
– Это было случайно, – я делаю паузу, – или нет?
Она качает головой.
– Конечно, случайно.
– Я слишком фигово выгляжу?
Она закатывает глаза.
– Я тебя умоляю. Ты, как всегда, великолепен.
– Тогда в чем дело?
– Я тебя ударила, и у меня теперь кошки скребут на душе. Мне хочется, чтобы тебе стало лучше. Именно поэтому я притащила тебе всю эту провизию. – Она указывает на лакомства.
– И я ценю это.
– Давай я принесу тебе еще льда, – говорит она и идет на кухню за ледяным компрессом из морозилки. Вернувшись, она прижимает компресс к моему лбу. Я осторожно беру ее за руку.
– Шарлотта, я несколько часов сидел со льдом. Еще немножко, и шишка затянется в мой мозг. А это очень опасно.
Она хмурится, но все же убирает пакет, а потом кивает на баночку ибупрофена.
– Может, еще таблетку?
Качаю головой.
– Я выпил две в десять и сейчас немножко не в себе.
Она заламывает руки.
– Мне жаль, – шепчет она.
Я откидываюсь на подушку.
– Я каким-то образом показал тебе, что меня волнует инцидент с дверкой? Поверь, мне глубоко плевать. Конечно, если это не станет преградой для тебя трахнуть меня хорошенько, – громко заявляю я.
Она качает головой.
И я добавляю немного мягче, скользя пальцами по ее шее:
– Тогда прекращай эту суету. Мне не нужен ибупрофен. И лед. Я даже не хочу холодную лапшу, хотя это одно из моих любимых блюд, после проволоне без майонеза, которые ты принесла.
– И чего же тебе хочется?
Обхватив затылок рукой, я притягиваю ее к себе. Ее губы зависают в нескольких сантиметрах от моих. Мне казалось, я не хочу секса и сочувствия. Я ошибался. Мне хочется секса и чего-то еще.
Заняться любовью с ней, а не бесчувственным сексом. С единственной женщиной, которая сумела вызвать у меня такие чувства. Я шепчу ей на ухо:
– Тебя.
Она дрожит в моих руках, а потом медленно и игриво сползает по моему телу. Добравшись до пояса баскетбольных шорт, задорно шевелит бровями, а потом прижимает руку к моей эрекции и говорит:
– Знаешь, даже смешно, что твоя шишка соответствует твоему члену, Спенсер.
– Да? И как же? Надеюсь, не цветом.
– Самые большие в мире, – говорит Шарлотта, стаскивая с меня шорты и трусы. Я снимаю футболку.
– Даже лучше, – бормочет она и толкает меня в грудь, опрокидывая на спинку дивана и усаживаясь между моих ног. Шарлотта не спускает с меня глаз и в предвкушении облизывает губы.
У меня вырывается рык со стоном, когда она обхватывает головку члена.
Это рай. Можете хоть сейчас проверить по словарю.
Губы Шарлотты на моем члене. Она дразнит меня, лаская головку, а потом облизывает от кончика до основания. Скользит вверх и обхватывает языком. Жар разносится лавой по венам.
Бедра дрожат, безумно хочется, чтобы она вобрала меня в рот целиком, но и эти поцелуи дико заводят. Она облизывает меня как любимую конфету. Вожделение вспышками проносится по позвоночнику. Аж искры летят.
Открыв рот шире, она придвигается ко мне, посасывая головку, и я закрываю глаза от ласк ее фантастического ротика.
Но через минуту я снова смотрю на нее. Мне нужно ее видеть. Следить за ней. Золотистые волосы рассыпаны по моим бедрам, голова покачивается между моих ног, а член скользит между пухлых красных губ.
Во всей Вселенной нет картины лучше.
Беззастенчиво любуясь моей богиней, я запускаю пальцы в ее волосы и слегка дергаю их.
– Возьми больше, – шепчу я, уговаривая углубить ласки. Шарлотта с радостью подчиняется, вбирая в сладостный ротик больше, а потом берет яйца в ладошку. У меня закатываются глаза, и я втягиваю воздух через зубы. Я больше не в силах сдерживаться. Начинаю приподыматься и раскачиваться, трахая ее красивый ротик. Стремясь к большему, притягиваю ее ближе. Кожу словно окутывает пламя. Я так близок к развязке.
– Черт, – хриплю я и оттягиваю ее от себя.
Я не могу кончить в ее рот. Особенно, когда так сильно хочу ее и жажду, чтобы она кончила первой.
– Тебе не нравится? – спрашивает она. В красивых карих глазах мелькает беспокойство.
Я усмехаюсь.
– Мне безумно нравится, но я хочу, чтобы ты прокатилась на мне. – Дотягиваюсь до кошелька и беру презерватив. – Сию секунду! После этого, обещаю, мне будет намного лучше.
В считанные секунды Шарлотта сбрасывает с себя одежду и садится на меня. Я приподымаю ее и опускаю на член. Меня, как перчаткой, обхватывает тугая горячая киска. У Шарлотты перехватывает дыхание, когда она вбирает меня в себя.
– Ты такая мокрая, просто поласкав ротиком мой член? – спрашиваю я, приподымая, а потом опуская ее вниз.
Шарлотта кивает, отрывисто дыша, а потом делает самую сексуальную вещь на свете, но такое чувство, будто она даже не понимает этого. Шарлотта обхватывает ладонью свою грудь, пока я ее трахаю. Начинает ласкать свои фантастические сиськи. У меня внутри все закипает. Кровь бурлит, как ртуть, когда я смотрю, как меня объезжает великолепная беспутная наездница. Вторая ее рука скользит по мягкому животику, который мне хочется поцеловать и облизать. У Шарлотты вырывается стон со всхлипом. Охрененный звук. Шарлотта ласкает себя и трахает меня.
Она раскачивается вверх и вниз на моем члене, дразня себя пальцами в стремлении достигнуть пика наслаждения.
Словно она мастурбирует на моем члене.
Я хочу, чтобы она использовала меня. Делала все, что душа пожелает. В любом случае с ней я улечу до небес. У Шарлотты перехватывает дыхание, плечи вздрагивают. Она явно теряет контроль. Схватив ее за бедра, я подталкиваю ее к краю.
– Давай, малыш. Не сдерживайся. Ты так прекрасна, когда кончаешь.
– Я так близко. Так близко, – бормочет она, раскачиваясь на мне и полностью вбирая в себя. Стоны превращаются в крики.
У меня сносит крышу от этой картины. Я превращаюсь в горстку пепла. Сгорая дотла от ее губ, рта и глаз.
От всего. Она для меня гребаный мир.
Подняв руку, Шарлотта пропускает сквозь пальцы свои волосы, а вторая продолжает играть с грудью. Ее глаза закрыты. Она полностью отдалась во власть удовольствия. У меня дух захватывает, насколько она красивая, оттрахивая меня до изнеможения. Вскоре ее движения становятся дикими, и теперь я хочу вместе с ней окунуться в вихрь удовольствия
– Посмотри на меня, – хрипло прошу я.
Её глаза приоткрываются. В затуманенных карих омутах плещется страсть, вожделение и что-то большее – невероятное и неизведанное.
Шарлотта опять прикрывает глаза.
– Посмотри на меня, – уже не просьба, а команда, грубая и горячая.
– Но так я быстрей кончаю, – протестуя бормочет она, хотя судя по тому, как Шарлотта вглядывается мне в глаза, опускает лицо и хватает за плечи - это больше признание. – Я не хочу, чтобы это заканчивалось, – говорит она со стоном.
Я знаю, что она говорит о сексе, но так хочу, чтобы это означало намного больше. Каким стало для меня.
Мы словно связаны. Она не отводит глаз, да и я не смог бы, даже если бы попытался. В ее глазах сокрыты все мои тайные желания. Мне это нужно до охренения. Она шепчет моё имя. Слова срываются с языка слаще меда. Я на грани. Яйца напряжены. Я не в силах больше сдерживаться, мне нужно, чтобы она кончила, пока я не слетел с катушек.
– Кончи на меня, – подстегиваю я, чувствуя приближение собственного оргазма. – Кончи на меня сейчас!
С диким криком ее накрывает волна удовольствия. Наклонившись, она прижимается к моему уху и протяжно шепчет новый восхитительный напев:
– Я не могу остановиться. Просто не в силах остановится.
Она повторяет это снова и снова. Это так необузданно и сексуально. Я в восторге от этого. Обожаю, когда Шарлотта кончает. Мне до охренения нравится делать ее счастливой. Заниматься с ней любовью. В данную секунду я люблю этот мир, даже свою шишку, ушибленный локоть и биту, упавшую мне на пальцы ног.
Шарлотта падает на меня, прижимаясь к шее, целует в ухо и непрерывно шепчет:
– Как же хорошо.
– Лучше не бывает, – соглашаюсь я, хоть «хорошо» это слишком слабо сказано.
– Только с тобой, каждая мелочь, – признается она, когда я обнимаю ее и крепко прижимаю к груди.
– Каждая, – соглашаюсь я.
Я люблю весь этот мир без остатка, а еще я самый счастливый сукин сын на планете рядом с женщиной, в которую безумно влюблен.
Вот что это такое. Именно это нашептывал мне алфавитный суп.
Я нарушил самое главное правило.
Влюбился в своего лучшего друга.

1. Панини - итальянский бутерброд или сэндвич, где булочка разрезается вдоль, а внутрь кладут, ветчину, сыр и др. начинки.


2. Проволоне — твёрдый нежирный итальянский сыр, вырабатываемый из коровьего молока. Вкус варьируется в зависимости от разновидности: от резкого до очень мягкого. Текстура - однородная, слегка шелковистая, с небольшим количеством глазков. Корка мягкая, золотистого цвета.